Чемодан без ручки или время вперёд

   Вот и настал тот день, когда необходимо принять решение о дальнейшем, так сказать, пути. Сегодня мне пришло, скорее всего, уже многим известное предупреждение от администрации Дайри о переносе моего дневника в архив. Эта запись, конечно, спасёт его от «ссылки», однако предупреждение напомнило мне о давно назревающем вопросе о продолжении ведения данного дневника. Как вы помните, это был первый сайт, откуда я начала свою творческую интернет-деятельность. Тогда я очень боялась реакции на мои тексты, поэтому мне хотелось найти какой-нибудь тихий уютный уголок, и я нашла его в лице Дайри. Здесь я познакомилась с отличными людьми, с которыми было как дружеское общение, так и приятные дискуссии. Дневник был важен для меня настолько, что когда администрация кинула первый клич о сборе средств, я, не раздумывая, бросила на счёт денежку, причём немалую, ради того, чтобы сервис жил, однако многое в этой жизни меняется. Со временем поменялось моё отношение к сервисам для хранения авторских работ, в связи с чем я решилась создать публичную страницу вконтакте. Ощущение от работы в этой соц. сети абсолютно другие: выкладывать работы в любом формате куда проще и удобнее, особенно картинки и видео. Местные знают: для того, чтобы выложить фото в дневник нужно сначала выбрать картинку до определённого разрешения и веса, загрузить её в библиотеку, затем найти и прописать определённый код без ошибок, чтобы картинка оказалась в правильном месте и была обтекаема текстом. С видео всё ещё веселее: в своё время я с трудом нашла код для того, чтобы просто вставить видео с определённого видеохостинга, затем долго мучилась с ним, чтобы просто применить, а вот расположить видео так, чтобы оно было обтекаемо текстом, у меня так и не получилось. В общем, ни для кого не секрет, что функционал современных соц. сетей на несколько голов выше, нежели на сайтах, подобных Дайри, и даже на самих дневниках уже давно начали писать, что технически сайт безнадёжно устарел, однако необходимо отметить, что здесь всё же имеется кое-какой плюс. Здесь присутствует некоторая свобода в форматировании своих записей, т.е. здесь можно выбрать стиль, цвет и размер шрифта, место для картинки и т.д., предварительно приложив усилия и разобравшись с кодами. Также можно выбрать фон для всего дневника, правда чтобы он выглядел сносно, нужно выбирать или создавать самим картинки в стиле паттерн, либо за деньги брать красивый, сделанный знающими людьми, стиль дневника полностью. Поначалу всё это было интересно, но в последнее время я часто задаю вопрос: «А сильно ли мне и другим всё это нужно?» Кто-то скажет, что я просто обленилась, и, наверное, этот кто-то будет прав, однако стоит сказать, что для многих людей, и для меня в том числе, время очень важно, и в этом пункте дневники также проигрывают.
   Вторым очень важным моментом является отдача. Когда я достаточно много писала, она была у меня, однако я надолго прервалась, поэтому растеряла людей, которые испытывали минимальный интерес к моим работам, и в связи с этим отдачи больше нет. На других сайтах она также отсутствует, однако это происходит из-за моей пассивности. Что касается потенциала для раскрутки, то согласитесь, что больше шансов набрать аудиторию в соц. сетях, нежели в дневниках, которые медленно умирают. Казалось бы, из всего вышеперечисленного можно было сделать вывод о том, что от дневников нужно избавляться, однако не всё так однозначно. Известным плюсом данного сайта является та самая «домашняя атмосфера», которую не встретить ни в одной из соц. сетей. Теперь я понимаю, что именно это делает сайт пригодным для выкладывания личных историй из жизни, выплёскивания эмоций, страданий, рассказов о наболевшем, или для анонимного общения, но никак не для авторских работ. Всё сказанное делает этот сайт своего рода чемоданом без ручки, но я нашла некоторый компромисс. Я останусь здесь в качестве пользователя, а вот продолжу ли я выкладывать свои работы — большой вопрос. Зарекаться не буду, однако я знаю наверняка, что на второй клич собрать денег я точно не отреагирую. Какие-то старые вещи отходят, на их место приходит что-то новое, и может быть, такова судьба этого сайта, ведь время всегда движется вперёд.
   Пока я не собираюсь удалять дневник, и если вы хотите пообщаться со мной или что-то написать — милости прошу. Я по-прежнему буду часто заходить сюда.
   Чем я занимаюсь сейчас? Я много рисую для челленджа, а также свои собственные работы, маленькими шажками переношу на компьютер и редактирую свой второй большой рассказ, который наивно надеюсь закончить к февралю следующего года.
   Как видите, я не умерла, работы много и скучать не приходится. Заходите на другие мои страницы, там много интересного. Удачи и вселенского Вам счастья!

@темы: Мои статьи

---

Посылка

   Сразу говорю, это не реклама, хотя было бы неплохо, если бы мне заплатили за эту статью.)))
   Итак, ещё летом я получила заказное письмо стандартного размера. Увидев его, я удивилась, ведь мною ожидалась посылка несколько большего размера. В данном письме находилась книга, в которой наряду с другими содержался и мой рассказ.
   Однажды я увидела рекламу под одним из своих рассказов на КФ от редакции Первая Книга. Я сразу же заинтересовалась, перешла на их сайт и, слегка подумав, решила отправить Первый Контакт, который я считаю хоть сколько-нибудь годным для печати в сборнике. Итак, моё произведение одобрили, с меня взяли деньги за включение рассказа в сборник и печать моего экземпляра, и вскоре я получила книгу. Результатом, качеством, сроками и работой я осталась вполне довольна.
   Для чего это нужно? Многие скажут: «потешить своё самолюбие» и в принципе будут правы. «Почему бы и нет?» — подумала я, ведь это опыт, а также надежда на то, что пара-тройка читателей наткнётся на этот сборник. Кстати, мне очень интересно узнать, много ли читателей у подобного рода книг и есть ли они вообще, кроме самих же авторов? Я сужу по себе и, если честно, стараюсь не читать современную литературу, тем более такие сборники, однако у меня есть надежда, что у кого-нибудь другое мнение.
   Недавно наткнулась на комментарий, мол, для талантливого автора позорно платить деньги за какое-либо продвижение его работы в массы. Моё мнение такого, что, будь ты хоть трижды талантлив, никому не нужна твоя писанина, если это не приносит прибыль, поэтому, на мой взгляд, если у вас есть мечта стать профессионалом в литературе или другом виде искусства, то необходимо самому прокладывать дорогу.
   Я очень хочу, чтобы кто-нибудь сделал обзор или составил критику на рассказы из этого сборника, однако вероятность этого стремится к нулю. Сама же обсуждать работы других авторов я не буду, можете сами заказать сборник и прочесть. vk.com/yourfirstbook Вселенского вам счастья!

@темы: Мои статьи

---

Мечты влюблённой

    Добро пожаловать в мою группу ВК, которую я всё-таки решила создать vk.com/vselenskiehroniki
   Рисунок взят из чёлленджа, в котором требовалось нарисовать натюрморт. Эту картину я назвала "Заводской натюрморт", и здесь вы можете видеть полуфабрикаты некоторых деталей, изготавливаемых в нашем цехе.
   Пока я снова на подъёме этих чувств, ну или в самом разгаре этой болезни, нужно непременно сохранить всё это в печатном виде

   Если не переходить на химию и физиологию, то поэтично можно сказать, что сердце каждого человека требует любви, разве нет? Я не являюсь исключением, поэтому практически не выхожу из этого состояния. Кто-то мучается от него, но я уже говорила, что все страдания не от любви, а от эгоизма. Лично мне нравится такое положение дел, ведь так приятно видеть и любоваться предметом своего воздыхания.
   Сколько хорошего мне бы хотелось сказать тебе, но я не могу предугадать твою реакцию. Может быть, ты покрутишь пальцем у виска, может, засмущаешься, а может, просто поблагодаришь, я не знаю.
   Во-первых, я бы хотела заметить, что ты очень талантлив, ведь как по-другому объяснить то, что впервые придя на наше предприятие старшим мастером, за два годы ты поднялся до начальника. Конечно, это было не без помощи, однако человек, протянувший тебе руку, знал, что делал и в людях не ошибался. Смотря на тебя и на других руководителей, я чувствую себя неловко и даже неуместно, ведь насколько больше вы знаете и разбираетесь в технических вопросах и, вообще, насколько вы умнее меня. Думаю, что по себе могу судить о других коллегах по полу в отношении того, что нам проще влюбляться в тех, кто выше, и дело тут даже не в деньгах или статусе. Дело в том, что в управленческой деятельности очень много мужского начала, а значит, умения принимать решения, организовывать, решать вопросы и прочее, такое привлекательное для нас, женщин. Я не всё застала, но за этот недолгий период ты заметно изменился, приобрёл некоторые качества, перестал быть для всех добрым и на своей шкуре прочувствовал, каково это, когда люди садятся на шею. Ты начал более самостоятельно принимать решения, и некоторые стали жаловаться на то, что тебя не туда несёт, что ты перестал прислушиваться к некоторым более опытным коллегам и что ты начал кидать обидные фразы. Что ж, я могу немного оправдать тебя: первый момент бывает у всех, ведь невозможно угодить каждому; слушать некоторых более опытных коллег бывает себе дороже, а на фразу, брошенную коллективу, в том числе мне, лично я не обижаюсь: чего не ляпнешь сгоряча. Не бывает идеальных начальников, так же как и идеальных подчинённых и подразделений, чем и интересна управленческая деятельность, и ей нельзя научиться, сидя за книгами и заучивая теорию. Об этом не все знают, но для того, чтобы стать настоящим руководителем, надо совершить много своих, не чужих, ошибок. Я уверена, ты на правильном пути.
   Вторая вещь, которая мне в тебе нравится, вполне банальна и материальна. Возможно, объективно тебя нельзя назвать красавцем, но для меня ты являешься именно таким. В твоём возрасте у некоторых мужчин начинают проглядывать пивные животики, но не у тебя, и вполне возможно, что ты стараешься следить за собой. Ты в отличной форме, и твоя фигура просто сводит меня с ума: ты прямой, стройный, но не худощавый. Особенно мне нравятся твои прямые стройные ноги и то, что находится пониже спины (ой, извините!). Твоё лицо также не оставляет меня равнодушной. Его черты не являются общепринято правильными и красивыми, что намного интереснее. Лично я не люблю мужчин модельной внешности: мне нравятся более простые типажи, так сказать, из жизни. Что мне нравится в твоём лице, так это красивая, иногда как будто детская, улыбка, но ещё больше мне нравятся твои большие глаза. Бывало раз или два, я ловила твой удивлённый взгляд, и тогда глаза становились ещё больше, и это было невероятно. Я лишь недавно узнала их цвет, так как совершенно не могла в них смотреть. Когда я разговариваю с тобой по делу, мой взгляд устремлён в пол или куда-то в стену, но не на тебя, ведь это выше моих сил. Говорят, это происходит от того, что я намного слабее. Да, это правда: ты сильнее меня во многих отношениях. Всё что мне остаётся — любоваться тобой короткими урывками, и сейчас мне кажется, что если кто-то заметит мой подозрительный взгляд, то я готова прямо заявить, в том числе тебе, что ты мне очень нравишься внешне. Разве в этом есть что-то постыдное? Разве посторонний мужчина не может нравиться женщине внешне?
   Ещё одна деталь, которая нравится лично мне, это скромность в вещах. У тебя не так много одежды и вся она простая и неброская, но, тем не менее, смотрится очень неплохо. Ты не носишь красивые, но неудобные вещи, в том числе костюм, объясняя это тем, что ты не кабинетный начальник и постоянно находишься в цехе, что является правдой. По моим наблюдениям ты равнодушен к роскоши. Взамен изношенному ты купил недорогой телефон; я не видела на тебе часов, цепочек, колец, в том числе твоего обручального.
   Третья вещь, о которой я бы хотела поговорить, это твои человеческие качества. Люди говорят, и я подтверждаю, что ты хороший, честный, скромный, ответственный человек, правда, не очень разборчивый в людях. Также я уверена, что ты хороший отец. Ты много рассказываешь о своей дочери, проводишь с ней время, учишь, занимаешься, любишь и дорожишь ею, а вот что касается твоей второй половины, то здесь чёрная дыра. Кто она, как зовут, сколько лет, где работает — я не знаю, и кажется, никто не знает. Возможно, ты оберегаешь своё семейное счастье. Если всё так, то это также можно добавить тебе в плюс, а все мои ничем не обоснованные предположения я оставлю при себе.
   Ох, если бы ты знал, как я смущаюсь, находясь рядом с тобой наедине, и одновременно пытаюсь скрыть улыбку, которая так упрямо и предательски лезет на лицо. Я не очень общительный человек, и ты такой же, не любишь болтать, если тебя не разговорить. Если бы ты знал, как я боюсь сказать лишнее или неуместное слово, поэтому очень часто мы молчим, и мне становится просто неудобно. В эти моменты я уверена, что ты думаешь обо мне как о человеке неинтересном, глупом и ограниченном, однако даже это делает мне слишком много чести, и более вероятно, что это просто моя женская накрутка, и на самом деле в твоей голове крутятся мысли о работе. В последнее время, я действительно чувствую себя неполноценным человеком, но ты уж точно не такой. Я точно знаю, что помимо работы у тебя есть увлечения и интересы.
   Следующий момент ты уже наверняка замечал. Я боюсь тебя как начальника, боюсь получить разнос за невыполненное задание, боюсь расстроить тебя, но иногда это случается. Я расстраиваюсь, но мне давно пора научится отличать рабочие моменты от личных. Не стоит расстраиваться замечаниям по работе, ведь они относятся ко мне как к работнику, но не к личности. Ко второму, по всей видимости, ты относишься хорошо.
   Возможно, ты думаешь, что я не замечаю и всё забываю, но ты ошибаешься. Я смотрела в другую сторону, но боковым зрением видела, как твой взгляд скользит по мне. Я помню, как ты восхищался мной, когда я была при полном параде. Иногда ты делаешь комплименты на работе, а когда у тебя хорошее настроение, то ты никогда мимо себя не пропустишь просто так, отдельно поздороваешься, спросишь как у меня дела, а апогеем стала фраза о том, что я хорошая девчонка. Ты называешь меня ласковым производным от моего имени, что не является чем-то особенным, если рассудить. Это просто человеческое общение, и, тем не менее, это невероятно приятно. Мне тяжело судить о том, что у тебя в голове, но думаю, что с твоей стороны вряд ли есть что-то похожее на мои чувства, а если я ошибаюсь, то по идее это плохо. Если вдруг дьявол начнёт искушать нас, то я уж точно не позволю ему этого сделать. Я умею контролировать и держать свои чувства при себе, и держу пари, ты о них даже не догадываешься. Также я не верю, что ты способен перейти границы, тем более этого не было замечено за тобой ранее.
   Иногда я размышляю о событиях с нулевой вероятностью, и даже здесь у меня не складывается, ведь ты настолько далёк от меня. Не думаю, что я достойна тебя и могла бы подарить счастье.
   Во все прошлые разы наступал момент резкого обрыва моих иллюзий, и я с нетерпением и ужасом жду его. Где же найти фотографии с твоей свадьбы или общесемейное фото в соцсетях, где же рассказы от тебя или людей, приближённых к тебе, о твоей семье и где твоё обручальное кольцо, которое вполне налезает на твой палец? Мне мало того, что я знаю, меня нужно задеть, чтобы моё сердце дрогнуло, чтобы через меня прошёл ток, чтобы горечь застряла в моём горле, чтобы на глазах наворачивались слёзы от моей ничтожности. Этого ещё не произошло. Возможно, это случится каким-то нестандартным, и даже экзотическим способом. Посмотрим.
   Напоследок, я бы хотела искренне пожелать тебе всего самого лучшего. Пусть будет так, как должно быть… Пусть мечты так и останутся мечтами.

2018

Вопрос: Оцените, пожалуйста, текст

1. 5		0	(0%)
2. 4		0	(0%)
3. 3		0	(0%)
4. 2		0	(0%)
5. 1		0	(0%)
Всего:		0

@темы: Жизнь влюблённой

---

Служанка без головы

   Попробую открыть новую тему «Мои сновидения».
   Сюжет сна таков: я бегу по своему школьному коридору, находящемуся на втором этаже пристройки. Он был пуст, людей не было. Наконец я добралась до спуска на первый этаж. В реальной жизни он состоит из двух лестниц с одной площадкой и большого окна. Первый же этаж представляет собой тёмный коридор без окон, в котором находятся два кабинета труда, дополнительный спортзал и склад библиотеки. Даже в реальной жизни это помещение навевало нечто мистическое, что уж говорить про сон, тем более он предложил мне альтернативу. Я вышла к спуску и увидела лестницу, идущую вниз как-бы квадратом. Такую я видела на Покровке, и наверняка их много в Москве и Питере. Самое интересное, что не было видно нижнего этажа, и вместо него была лишь темнота. Вообще про бесконечность чего-либо это отдельная песня. Был сон, где я посмотрела на потолок дома в деревне, а там как будто бы бесконечная башня, где была лишь сплошная темнота. Был и сон, в котором я находилась в бассейне, а над головой бесконечная труба, сечением с сам бассейн, которой не видно конца и края. Всё это очень пугало, но сейчас ситуация изменилась. Этого спуска я никогда не видела, но знала, что туда никто не ходит. Также я почему-то знала, что туда лучше вообще не ходить из-за опасности, но любопытство пересилило. Как это бывает во снах, я вмиг оказалась на несколько этажей ниже и увидела примерно то, что показано на рисунке. Здесь было довольно светло, будто от дневного света. Интерьер напоминал стиль конца 19-го — начала 20-го века у каких-то господ. Здесь будто был временной портал. В помещении за аркой кто-то находился. Почему-то я знала, что сейчас произойдёт нечто страшное, и оно случилось. Из комнаты вышла девушка без головы. Знаете, как было страшно! Судя по костюму, это была горничная. Мне показалось, что за вторжение в их покой она непременно захочет меня убить, и я знала, что лучше бы мне спрятаться, но ничего не произошло, так как я проснулась.
   Вообще тема мистики конца 19-го — начала 20-го века мне очень понравилась. Буду пробовать развивать её дальше.
   Не знаю, продолжится ли эта тема в будущем, но пусть это будет проба. Дело в том, что этот сон был очень ярким и запоминающимся, и в дальнейшем, надеюсь, буду описывать и другие сновидения, прежде всего делая акцент на рисунке.

@темы: Мои сновидения

---

Ура! Мне годик

   Здравствуйте, дорогие друзья! В этой статье я выдам кое-какую дополнительную информацию о себе. Поехали!
   Даже не верится, что прошёл уже целый год с момента создания этого дневника. Как сейчас помню, это был жаркий день 21 июля, совсем недавно отгремел диплом, я отдыхала и ждала работы. Тогда я ещё не знала, насколько это классная штука. Что она мне дала? Возможность высказаться, донести свои мысли и творчество до других, получить ответную реакцию, развиваться в этом направлении и, конечно же, общение. Немного о последнем: в мой дневник каким-то образом пришли умные, образованные и опытные люди, которые к тому же старше меня, и при общении с которыми возникает чувство собственной неполноценности в хорошем смысле. Это необходимо для развития, ведь если считать, что ты всё знаешь, можно остановиться или даже пойти вниз. С одним из таких людей диалог вышел за рамки дневников, что очень неожиданно и приятно, и здесь встаёт вопрос о том, как же на равных общаться с людьми, у которых жизненного опыта явно больше моего? Как бы там ни было, хочется сказать спасибо всем тем, кто со мной!
   Теперь поговорим про творчество. Я сформировала мысль о том, почему же я это делаю. Дело в том, что я привыкла много размышлять о разном, но лежать на диване, пропуская через себя хаотичный поток мыслей, слишком легко и бесполезно. На мой взгляд, гораздо лучше и продуктивнее оформить всё это в какую-то законченную форму, посему для меня дневник является стимулом для написания более качественных и продуманных текстов для себя и в надежде на то, что они будут прочитаны и, может быть даже, вызовут положительные сдвиги в душе и голове, что было бы просто прекрасно. Конечно, я далека от идеала, но, надеюсь, вектор имеется.
   А вообще, для чего нужно искусство? Вы только не подумайте, что я обозначаю так свою деятельность. Я говорю в общем смысле и хочу разобраться с этим вопросом. Недавно я наткнулась на цитату писателя и поэта Фазиля Искандера: «…Все псевдоноваторские попытки обойтись без этического напряжения, без понимания, где верх, где низ, где добро, где зло, обречены на провал и забвение, ибо дело художника вытягивать волей к добру из хаоса жизни ясный смысл, а не добавлять к хаосу жизни хаос своей собственной души». И ведь действительно, искусство должно побуждать на благие дела, раскрывать в человеке лучшие качества, кормить божественную (или человечную) сущность людей, вдохновлять, давать ответы на сложные жизненные вопросы, утешать, находить истину, приобщать к красоте и общечеловеческим идеалам — словом, оно должно стать инструментом для совершенствования людей и мира. Следовательно, искусство не является развлечением, то есть коммерцией. Как-то раз я наткнулась на исследование, в котором было описано то, что поднятие культуры в обществе на 1% способствует улучшению более материальных областей жизни (экономики, образования и т.д.) аж на 15%. Сложно представить себе, каким образом всё это высчитывалось, но если учесть высокую степень эмоционального воздействия любого вида искусства, то нечто подобное может иметь место в жизни. К этому можно добавить цитату Юрия Олеша: «Писатель – инженер человеческих душ», а от их состояния зависит то, в каком мире мы будем жить.
   О других дневниках. Я мало читаю давно созданные дневники по причине того, что в них тяжело сориентироваться. Бывает, я просмотрю последние записи, но копаться в многочисленных страницах мне совершенно не хочется. У себя же я собираюсь сделать эпиграф с навигатором, где будут ссылки с темами, например «Мои статьи», «Перелом» и т.д. Для этого я заказала у своей сокурсницы рисунок, но, у меня такое чувство, что я быстрее нарисую его сама, нежели дождусь. В этом нет ничего страшного, ибо у всех есть дела и нехватка времени, а про рисунки поговорим чуть позже. Вернёмся к дневникам. Гораздо больше я люблю просматривать вновь созданные дневники, если есть настрой и время. Если первая запись меня как-то заинтересует, то я могу легко добавить дневник в избранное. В последнее время это могут быть люди, которые интересно описывают свою жизнь, которые столкнулись с трудностями или проблемами, которые сбрасывают свой негатив, т.е. попросту страдальцы или же наоборот, пишущие жизнеутверждающие записи, а также философы. Исключениями могут быть люди, добавленные в ответ из вежливости или те, с которыми я общаюсь. Остального я не припомню. Этот метод быстрого добавления также имеет довольно очевидный недостаток: легко добавил — легко расстался. Это может случиться по нескольким причинам: во-первых, через некоторое время эти дневники становятся мне неинтересны, и с мыслью «И зачем я его добавила?» они удаляются; во-вторых, владельцы дневников имеют свойство исчезать, и это происходит ну о-очень часто. Если я вас удалила, и вам по какой-то причине было важно моё присутствие, то не обижайтесь, пожалуйста, хотя, думаю, всем по барабану.
   Хотелось бы отдельно выделить страдальцев. Очень хочется помочь им, и, бывало, я писала им что-то в комментариях, советовала, поддерживала, но иногда бывает так, что тяжело советовать, когда не знаешь человека и его ситуацию, поэтому я становлюсь немым читателем и слежу, как будут развиваться события. К остальным видам дневников я отношусь нейтрально, кроме описанных ниже.
   Как в интернете, так и в жизни есть люди, которые отчего-то думают, что умнее всех. Иногда попадаются просто сумасшедшие случаи: человек со сквернословием и матом поносит всё и вся, возвышая себя путём опускания других, приправляя свои записи остроумными фразочками и каким-нибудь юмором. Иногда это выглядит очень утрированно, и, читая всё это, ты думаешь: «То ли действительно такое чудо ходит по свету, то ли он просто всех троллит». Помимо этого есть дневники, в искренность которых можно поверить. В описаниях своей жизни и в философии некоторых людей прослеживается линия «мир полон идиотов» или что-то в этом роде. Это граничит с цинизмом, а может им и является. Вообще, мне бы хотелось подробнее рассмотреть эту идеологию и представить вам моё видение этого явления. Я не буду вдаваться в определения, просто скажу от себя.
   Нынче данная идеология популярна среди некоторой части молодёжи. Забавно наблюдать на страничках в ВК своих учителей или других взрослых людей цветочки, смайлики, пожелания всего самого лучшего и в противовес этому видеть у молодых цитаты типа «жизнь — тлен», «мир сгнил», шуточки про самоубийство, про идиотов, которые окружают повсюду, и т.д. Кто-то скажет, что это юношеский максимализм, но я уверена, что без промывки мозгов здесь также не обошлось, и опять-таки это война на мировоззренческом уровне.
   Недавно в одном дневнике я наткнулась на фразу, смысл которой сводится к тому, что цинизм — это накопленный жизненный опыт помноженный на возраст. Если учесть сказанное в предыдущем абзаце и поверхностные жизненные наблюдения, то можно сказать, что эта цитата не выдерживает проверки. Есть старики, которые по жизнерадостности и жизнелюбию — атрибутам, несовместимым с цинизмом — дадут фору некоторым молодым, хотя именно последним следует в этом преуспевать, ведь их должна переполнять энергия, вера в хорошее и, пусть и немного наивное, но стремление совершенствовать мир, сделать нечто великое, но кто-то бережно позаботился о каналах слива человеческих сил и потенциала в канализацию. Лично я очень боясь и не хочу стать циничным человеком.
   Самое интересное, что, на мой взгляд, эта идеология неуязвима в том смысле, что вы никогда не сможете хотя-бы пошатнуть позиции циника, ведь с точки зрения сухого расчётливого разума это положение самое верное, а вот понятия о чём-то высоком (честь, долг, совесть и т.д.), что делают человека Человеком, абсолютно не верны, и ваш оппонент ещё будет надменно смеяться над вами, ведь абсолютно любое явление, считавшееся непоколебимо святым у общества много лет, сейчас можно легко очернить и втоптать в грязь, так как защитных механизмов у общества всё меньше. Вы неизбежно будете играть на поле противника, и где-то ваши позиции будут совпадать, но по общему количеству очков победителем будет оппонент. Перетащить соперника на своё поле вы не сможете, так как его демонический строй психики ему этого не позволит.
   Хочу пояснить, что я говорю о случаях, когда цинизм является жизненной позицией. В некоторых ситуациях он необходим, например, следователям, ведь если они будут плакать над каждым убитым, то они вряд ли вообще смогут работать. Другое дело, если из работы всё это начнёт перетекать в жизнь и станет её основой. Также я ни в коем случае не говорю, что разумом пользоваться не надо. Надо, ещё как, но в зависимости от ситуации человек должен руководствоваться разными компонентами личности. К примеру, если ради какой-то выгоды вам необходимо предать или подставить коллегу, друга, да даже незнакомого человека, вы же этого не сделаете, правильно? Ваша человечная сущность заблокирует это действие, а вот у человека, не имеющего этой сущности, нигде ничего не блокирует, поэтому он легко идёт по головам. Многим это кажется привлекательным, мол, человек добивается своей цели, но на самом деле в этом есть некоторая ущербность личности, уж простите меня за такие слова. Да, я говорю вполне очевидные вещи, но вдруг кто-нибудь забыл или не знал. Если вы со мной не согласны, пишите.
   Теперь к рисункам. Помимо всего прочего я занялась рисованием. Я чувствую в этом необходимость, так как иллюстрации могут серьёзно дополнять тексты, да и сами по себе рисунки бывают намного красноречивее слов. Пусть они будут простенькие и плохенькие, зато свои. Здесь надеяться не на кого, ведь не один человек не сможет залезть в голову и нарисовать в точности так, как хочешь ты. Насчёт моих текстов, я боюсь что-либо загадывать и обещать. Пусть будет так, как пойдёт.
   Что ж, спасибо за прочтение! Хорошего вам лета, удачи, всего самого лучшего и, конечно же, вселенского счастья!

@темы: Мои статьи

---

Кольцо форсуночное (18+)

   Итак, перед вами моя очередная шЫдевральная иллюстрация, да и в целом весь рассказ. Здесь Анастасия Игоревна сидит, крутит в руках деталь и думает. Простите, если что не так, а у кого есть опыт — корректируйте.

   Приближался срок сдачи деталей первого комплекта, и, как всегда в таких ситуациях, нервы работников были на пределе: мастера с технологами бегали, контролёры кричали друг на друга, начальник ПДБ был в ярости, а рабочие… рабочие, как всегда, чувствовали себя вольготно, и не важно, что они наделали брак: зам. начальника всё согласует. Если первый комплект не будет сдан в срок, то работники будут жаловаться на то, что их слишком сильно наказывают, однако мало кто знает, что главная порция тумаков достанется именно ей, ведь чем выше ты стоишь, тем больше с тебя спрашивают.
   В невыносимой суматохе и нервозе стараниями цеха было сделано немало и сданы почти все детали, но вот беда: внезапно вышел из строя кондуктор, и его, как полагается, отправили на ремонт. Быстрого возвращения оснастки ждать не приходилось: при вопросе «Когда будет?» слесаря отвечали: «Через 20 лет». В связи с этим, деталь «Кольцо форсуночное» пришлось сверлить на КРС. О том, что на смену станка нужно выпускать тех. распоряжение, никто и не вспомнил, поэтому при сдаче этой детали заказчик строго, по-военному произнёс:
   — Деталь отклоняю!
   — Почему?
   — Вы сверлите её на другом станке. Где основание на это?
   Она понимала, что спорить с заказчиков бесполезно, но надо было что-то решать, чтобы вовремя всё сдать, чтобы не получить разнос от вышестоящего начальства и заработать для цеха приличную премию. В расстроенных чувствах она сидела на месте одного из контролёров, крутила в руках эту форсунку и погрузилась в тяжёлые думы. Конечно, в этот день работать она уже не могла, тем более нормированное рабочее время уже было на исходе.
   «Ну как, как я могла споткнуться на такой мелочи? Валы сдали, втулки сдали, цапфы сдали, а эту ерунду не сдали. Эхх…» Ей казалось, что она готова на всё, лишь бы сдать эту деталь.
   Конец рабочего дня. Заказчик припозднился и хотел незаметно удалиться вместе с уходящими контролёрами, которые не спешили покидать рабочие место пораньше из-за присутствующей рядом начальницы. Этого ему сделать не удалось: она задержала его, чем он остался недоволен.
   — Вы опять по поводу форсунок? Я же сказал, деталь отклоняю!
   — Владимир Юрьевич, ну, вы же знаете, она годная…
   — Я знаю, что она годная, но я не имею права её принять. У вас нет основания сверлить её на другом станке. Что у вас в технологии написано?
   — Да, да, я знаю. Но это же такая мелочь, согласитесь?
   — Тем не менее, я отклоняю деталь до тех пор, пока вы не дадите мне основание!
   «Тех. распоряжение будет подписываться примерно два дня, а срок сдачи — завтра… Из-за одной, из-за одной детали!» Она никак не могла с этим смириться.
   Она — начальница цеха, что является большой редкостью. Её имя — Анастасия Игоревна. В этот цех она пришла давно, начинала работать контролёром, была очень опытным в производстве человеком и знала практически всё в этом подразделении. Ей было за тридцать, но она оставалась достаточно привлекательной женщиной со стройной фигурой: постоянные нервы не давали набрать лишний вес.
   Он — военный заказчик по имени Владимир Юрьевич. Он был чуть постарше начальницы; строен, подтянут, всегда одет в военную форму. Как и все заказчики, он невероятно строг и придирчив. Он постоянно ходил с каменным лицом, за которым невозможно было увидеть хоть какие-нибудь эмоции, ведь работа была для него превыше всего.
   Анастасия Игоревна вздохнула, слегка отпустила ситуацию и сказала:
   — Ладно, Владимир Юрьевич, может, зайдёте ко мне, чайку выпьем? Вы же никуда не торопитесь?
   — Пойдёмте! — строго скомандовал заказчик.
   «Ну, конечно! Холостяки ведь никуда не торопятся», — подумала она.
   Они поднялись в её кабинет. Многое в нём было ещё с советских времён, поэтому он не отличался роскошью. Он был просторным, в нём находился её стол, большой стол для совещаний, множество стульев за ним и у стены, шкаф, маленький холодильник, старый раскладной диван, красивые цветы, за которыми Анастасия Игоревна любила ухаживать; на стене висели плакаты, графики, схема устройства ГТД и картины на авиационную тематику.
   Начальница поставила чайник, достала из шкафа конфеты, печенье, сахар и положила всё взятое на стол. Она полезла в холодильник, чтобы достать хлеб с маслом, но заказчик сказал, что для него это уже слишком.
   Все старались ублажить заказчика: в кабинете начальника, в ТБЦ и даже на БТК для него всегда была готова отдельная кружка, конфеты, печенья и другие вкусности. Он никогда не отказывался от угощений, но конечную цель они не выполняли: заказчик оставался всё таким же придирчивым ко всему. Абсолютно все не любили его за это, поэтому и угождали не искренне, а для выгоды, кроме начальницы. Она любила поухаживать за заказчиком, так как испытывала к нему симпатию. Она чувствовала в нём силу, смелость и несгибаемую волю. Его каменное лицо и по-военному чёткие фразы придавали ему мужественности. «Что же у тебя на душе?» — думала она всё время. Она старалась пробудить в нём хоть какую-нибудь эмоцию, но ни улыбки, ни анекдоты, ни сладости, ни даже её самый вкусный пирог не сдвинул ни единой мышцы на его лице.
   — Как всегда? — кокетливо спросила она.
   — Угу, — угрюмо ответил он.
   Начальница, как и себе, положила в чашку заказчика чай.
   — Ой, что же делаю? Скоро совсем с ума сойду, — сказала она и посмеялась.
   Как всегда, на его лице не сдвинулась ни одна мышца.
   — Да уж! Во всех цехах мне пихают невесть что!.. А вы что, ночевать собираетесь?
   Анастасия Игоревна уже успела разложить диван.
   — Отсюда хоть не вылезай, днём и ночью работай! — бодро сказала она, улыбнулась, отпила чай, зашла за дверцу шкафа и начала там что-то делать.
   — Да, это точно! У моих цехов смотрю детали: то этого нет, то другого нет, то документацию неправильно составили, то оснастки по технологии нет… то вообще на другом станке делают. Неужели нельзя всё сделать как положено? Закопался я в этих бумажках.
   — Ну, наш же цех всё на совесть делает, — послышался голос из-за дверцы шкафа.
   — В целом, да. Бывают, конечно, нюансы… Если есть малейшее отклонение, то уж извините.
   Внезапно заказчик услышал шёпот около своего уха:
   — А, может, вы меня примете?
   — Рабочий день закончен, давайте завтра. Подготовьте все документы, детали и вызовите меня!
   Начальница выпрямилась и кокетливо сказала:
   — Зачем завтра? Я хочу сегодня! Какие вам нужны документы? У меня есть паспорт, трудовой договор, водительские права…
   — Что, что? — недоумённо произнёс он, обернулся и увидел следующую картину: начальница стояла перед ним в своём пиджаке на одной пуговице, в спущенных гольфах и… больше ни в чём. Глаза заказчика были размером с кольцо ВНА.
   — Не понял.
   Начальница медленно подошла к заказчику, погладила его по голове и нежно произнесла:
   — Всё вы поняли.
   Она расстегнула единственную пуговицу, сняла пиджак и бросила его на диван. Затем, отодвинув все вкусности, села перед ним на стол, положила свои стопы на его ноги и поцеловала заказчика в губы. Он был в ступоре и не знал, что делать. Он не принимал этот поцелуй.
   Из строгого придирчивого заказчика он превратился в неопытного юнца, который знал про физическую любовь лишь из рассказов друзей или из фильмов для взрослых. Отстраняясь от начальницы, заказчик прижался к спинке стула, а она настойчиво продолжала его целовать.
   Бесстрашный военный человек, которому по плечу все опасности, преграды и лишения, оробел перед женскими чарами. Его состояние было похоже на то, которое он испытывал, будучи призванным в армию. Он был самым слабым из роты, и как тяжело ему давался банальный бег на длинные дистанции, подтягивания, отжимания и прохождение различных препятствий. Тогда он чувствовал неудобство и даже стыд перед своими более сильными сослуживцами. Это время навсегда останется в памяти как чёрная полоса жизни, но именно она заставила заказчика работать над собой.
   Он отстранился от начальницы и дрожащим шёпотом сказал:
   — Анастасия Игоревна, что вы делаете? Я не хочу…
   Его глаза выражали детскую чистоту и страх. Начальница слезла со стола и потрогала его ширинку.
   — М-м-м… Так ли уж не хотите?
   Ширинка набухла. В этот момент подростковый страх у заказчика сменился борьбой воли с телом. Он хотел противостоять этому натиску, но у него кончались силы. Он говорил себе, что надо встать и уйти, оставив начальницу в неловком положении, но тело говорило об обратном. Воля с треском проигрывала этот бой.
   — Какой вы робкий! Неужели вы всегда такой с женщинами?
   — Да… Нет, — заказчик не понял вопроса.
   — Неужели вы никогда не любили?
   Заказчик задумался. Что он знает об этом чувстве? Конечно же, у него был опыт любви как эмоциональной, так и физической. Первая любовь Владимира Юрьевича произошла ещё до армии. Она была невероятно страстной и эмоциональной, и на самом её пике Владимира Юрьевича забрали в армию. Демобилизовавшись, он мечтал показаться своей женщине красивым, подтянутым парнем, кем он и стал по окончанию срочной службы, но этому не суждено было сбыться: девушка банально не дождалась его. Это стало ударом для Владимира Юрьевича. Он пытался выжечь её из памяти с помощью других женщин, которые были согласны провести с ним ночь. Далее, уже будучи сержантом-контрактником, Владимир Юрьевич много мотался по гарнизонам, бегал с автоматом по лесам, по полям, по безлюдным степям и пустыням. Он вспомнил, как месил грязь в окопах, как слушал команды старших и выполнял их вместе со своими бойцами, вспомнил свою часть, в которой служил сержантом, и пухлощёкую Олечку из санчасти. Она была очень милой, улыбчивой, весёлой и приветливой девушкой. Сержант часто заходил к ней, пил чай и разговаривал по душам, но вскоре она вышла замуж за другого. С тех пор много воды утекло, но заказчик до сих пор был холост и не мог ни в кого влюбиться. Впрочем, это было не совсем правдой…
   Пока Владимир Юрьевич пребывал в воспоминаниях, начальница села на него и снова начала целовать в губы и ласкать шею. В этот момент она почувствовала его глубокое дыхание и бешеное сердцебиение. Белый флаг был поднят в воздух: руки заказчика сами собой начали гладить спину начальницы снизу вверх. Она ласкала всё его лицо, а заказчик становился всё смелее. Он крепко прижал её к себе и начал сам проявлять инициативу: он ласкал её шею, уши, целовал в губы и гладил тело. Сейчас Анастасия Игоревна поняла, как ей не хватало крепких мужских рук.
   Пришла пора перейти в горизонтальное положение, и заказчик схватил начальницу за ягодицы, понёс к разложенному дивану, положил и начал любоваться: параметры её тела были в допуске. Начальница начала принимать соблазнительные позы, извиваться в попытке соблазнить заказчика, а когда она встала на четвереньки, он перевозбудился от вида сзади. Заказчик не выдержал и схватился за столь красивую и упругую попу, а потом смачно шлёпнул по ней. Начальница рассмеялась, перевернулась и стала быстро стягивать с заказчика одежду: сначала на пол полетела рубашка с погонами, затем был расстёгнут ремень, сняты штаны, а потом дело дошло до самого интересного.
   — Хахаха… Как это мило! — рассмеялась начальница.
   У заказчика были семейные трусы с сердечками. Он покраснел, а потом посмеялся. Далее начальница положила заказчика на диван, низко наклонилась над образовавшимся бугром, медленно с предвкушением сняла трусы, и высвободившийся член ударил ей по лицу. Они посмеялись.
   То, что она увидела, весьма порадовало её: член заказчика был немалых размеров и красивой формы. «Ох ты, какая форсунка! Сейчас сделаем проливку!» Она начала целовать его от корня до головки, затем добралась до яичек и начала аккуратно лизать их кончиком языка. Заказчик напрягся: его то и дело потряхивало от каждого прикосновения. Далее начальница полноценно начала лизать их, а потом взялась за член. Она страстно лизала его, сосала, засовывала за щеку, пыталась засунуть в глотку и даже покусывала. Всё это сопровождалось сладким причмокиванием и звуками удовольствия со стороны начальницы: было видно, что ей нравится этот процесс. Она пристально смотрела своим возбуждающим взглядом в глаза заказчика и видела, как он получает удовольствие. Ей было приятно осознавать, что именно она является причиной его глубокого дыхания, его бешеного сердцебиения, его наслаждения и нарастающих стонов. Это подстёгивало её: она работала ртом всё быстрее, пока его тело не пробило, будто током, пока его лицо не искривилось, будто от сильной боли, пока голос не сорвался в крик и пока сперма не брызнула ей рот. Начальница с трудом проглотила семенную жидкость, а затем начала целовать живот заказчика, грудь, потом добралась до шеи, пока тот пытался отдышаться. Его раскрасневшееся тело было горячим, как печка, и влажным, как после дождя. Начальница добралась до ушей, начала покусывать мочки, а потом целовала лицо и добралась до губ. Заказчик с энтузиазмом принял поцелуй, сам закусил ей губу и язык. Он действительно умел целоваться: его поцелуй был нежным и возбуждающим, а язык творил чудеса.
   Лаская друг друга, они целовались достаточное время, пока заказчик не положил начальницу на спину и не начал обсыпать её тело поцелуями. Он ласкал шею, сосал грудь, затем спускался всё ниже и ниже, пока не добрался до живота. Начальница и без того была возбуждена, поэтому вздрагивала и издавала звуки практически от каждого поцелуя. Когда он добрался до области трусов, её начало трясти от предвкушения, волнения, неожиданности и ещё большего возбуждения. Всё было, как в первый раз: страшно, но невероятно любопытно и желанно. Она снова вздрогнула, когда почувствовала его дыхание возле своей промежности. Заказчик робко лизнул кончиком языка внешние половые губы. Начальница выдохнула и подтянула ноги к себе, чтобы заказчику была доступна вся область внешних половых органов и анус. Он водил кончиком языка по клитору, вульве, половым губам и анусу. Затем он увлёкся и начал использовать свой язык полностью, лизать снизу вверх, увлажняя и без того мокрое интимное место. Начальница начала извиваться и стонать, а когда заказчик засунул язык внутрь, она улетела не столько от самих ощущений, сколько от осознания того, что язык заказчика находится внутри. Она зажала его голову ногами, открыла рот и перевернулась на бок. Он с трудом разжал ноги, выбрался из плена и решил, что пора заканчивать с этим этапом. Он медленно засунул два пальца во влагалище, согнул их и начал водить по передней стенке в поисках точки удовольствия. По реакции начальницы он понял, где примерно она находится, и начал работать пальцами в этом месте. Начальница извивалась, дёргалась и громко стонала, забыв про рабочих, которым сама же подписывала сверхурочные. Заказчик всё ускорялся и ускорялся, пока она громко не закричала, а из промежности не начал бить фонтан. Заказчик смотрел на свою ладонь, на которой осталась жидкость, и не мог поверить в то, что у него получилось. В этот момент начальница билась в судорогах, тряслась, с неё градом лился пот, неподконтрольное тело совершало непроизвольные движения, а громкий крик внезапно перешёл в неистовое рыдание.
   — Что, что случилось, Анастасия Игоревна? — заботливо спросил заказчик, обнял начальницу, стал целовать лицо и успокаивать. — Я сделал что-то не так? Вам больно?
   Она не могла ответить, но впечатление, произведённое на заказчика, было ошибочным. На самом деле ей было так хорошо, будто она взлетела до небес. Это было подобно прыжку с парашютом, который был так необходим в жизни Анастасии Игоревны после многих лет изнурительных и однообразных будней. Она почувствовала огромную эмоциональную разрядку: ей казалось, будто весь негатив, накопленный за все эти годы, вышел со слезами. А его было немало.
   Анастасия Игоревна рано осталась вдовой и свою боль утраты она решила заглушить работой. Она не вылезала из цеха целыми днями, работала на износ и в итоге срослась с этим местом душой. Она успела поработать контролёром, технологом, мастером, а потом и заместителем начальника по производству, что уже вызывало много вопросов касаемо половой принадлежности Анастасии Игоревны, но со временем вопросы ушли, так как всем стало очевидно, что женщина с достаточным опытом могла решать проблемы лучше, чем пришедший с улицы парень. Конечно, были трудности, но работа спорилась. Вскоре начальник перешёл в другой цех, и всем подчинённым стало ясно, кто заменит его, однако всё было не так просто, как казалось. Директору не нравилась Анастасия Игоревна. Он называл разные причины, даже самые нелепые, но потом выяснилось, что корень проблемы кроется в половом признаке. Несмотря на это, директору всё же пришлось назначить её начальником цеха, так как лучшей кандидатуры он так и не подобрал. Анастасия Игоревна была уверена, что это будет лишь немногим сложнее, нежели работа зама, но не тут то было. Теперь приходилось отдуваться перед вышестоящим руководством, которое, как правило, по головке не гладит. При имеющихся многочисленных проблемах на производстве необходимо сдавать детали, при том как можно скорее, необходимо решать проблемы, необходимо быть ответственным за своих подчинённых, ведь если, не дай бог, кто-то из рабочих поранит пальчик, то первый удар примет именно она. К тому же есть невероятное давление как сверху, так и снизу. Время вхождения в эту ситуацию Анастасия Игоревна вспоминает с содроганием, как самый страшный сон в её жизни: ничего не получалось, вопросы копились, но не решались, и она не понимала, как можно всё успеть. Она не высыпалась, синяки под глазами достигли диаметра регулировочного кольца, внешний вид был неухоженным, нервы сдавали, а силы покидали. Иногда она погружалась в очень странное состояние: голова полностью отключалась, в глазах было помутнение, а тело как будто находилось под водой.
   Однажды, будучи сильно уставшей, она пришла домой, села на диван и полностью погрузилась в себя. Просидев так долгое время, она переосмыслила многие вещи: во-первых, решила больше доверять своему молодому заму и поручить ему часть вопросов, во-вторых задалась целью воспитать в себе хладнокровие в любых ситуациях, в-третьих, в некоторых вопросах надумала быть жёстче и строже. Это сработало: ситуация начала понемногу налаживаться, однако люди, в данном случае подчинённые, никогда не бывают довольны. Некоторым не нравилось, что их заставляют работать, и в связи с этим за спиной начальницы слышались шутки про отсутствие мужчины, про неудовлетворённость, про множество кошек в её доме и даже про то, что она убила своего мужа. Насколько обидно ей было слышать про себя такое, когда она душой болела за производство, когда пыталась вложить что-то в свой цех, который она воспринимала как собственное дело. Вышестоящее руководство также не оценило усилий Анастасии Игоревны, а только требовало всё больше и больше. На почве переживаний начальница начала меняться: она приобрела некоторые мужские качества, начала спокойнее ко всему относиться, и в ней проснулась бунтарская сущность. Она сделала вызывающую причёску, внесла в свой строгий имидж яркие, местами провокационные детали, и в целом в её поведении появились некоторые странности. Это было своего рода защитной реакцией.
   Позже Анастасия Игоревна привыкла ко всему, работа двигалась, детали сдавались, но в последнее время её начало тяготить новое чувство. Работа настолько опостылела ей, что начальница абсолютно не хотела туда идти, а иногда при переходе через проходную она даже испытывала рвотный рефлекс. Это чувство было отлично от первоначального: если до этого было тяжело, но присутствовало желание работать, то сейчас это было именно отвращение. Ей надоело уходить из дома в шесть, приходить домой в восемь, а то и в девять, надоело постоянно решать вопросы, надоело получать разнос от начальства — в общем, надоела эта работа, однако бросить её и выбраться из этой системы она не решалась, поэтому приходилось оставлять всё как есть.
   Всё это было следствием проснувшейся женской природы Анастасии Игоревны: она сильно стосковалась по крепким мужским рукам, по поддержке, по возможности быть слабой. Она мечтала снова выйти замуж и променять работу на готовку борща, мечтала родить детей, которых они с ныне покойным мужем так и не завели, и о чём она сожалела, но кому нужен командир в юбке? И есть ли мужчина, которому она бы могла подчиниться? По её мнению, это был Владимир Юрьевич. Он казался ей сильным, смелым, бесстрашным, всё знающим и умеющим мужчиной, хотя она вообще ничего не знала о его биографии, в отличие от него. Он знал о ней очень много, если не сказать слишком: она не упускала возможности рассказать о себе что-нибудь новое, а заказчик слушал всё это с каменным лицом, иногда вставляя словечко, но скрывая что-либо о себе. Теперь-то, по крайней мере, на несколько тайн о нём было меньше!
Разгорячённые, мокрые и счастливые два человека молча лежали в обнимку, лаская друг другу руки. Они чувствовали приятную усталость, и у них потихоньку закрывались глаза.
   Начальница долго пыталась отдышаться, а потом прийти в себя, так как удовольствие было настолько сильным, что она ничего не соображала. Затем она вспомнила, что её муж никогда такого не делал. Она почувствовала, что силы покинули её, но это совершенно не смущало, ведь ей было так хорошо лежать в обнимку с заказчиком, и она лишь хотела уснуть в его объятьях, однако…
   — Оперативка!!!
   В полусонном состоянии она вспомнила, что ей надо идти на большую оперативку. Она с трудом подняла своё туловище на диване, а потом попыталась встать. Ей это удалось, однако трясущиеся ноги отказывались её держать, и она упала на пол. Заказчик оперативно среагировал, поднял начальницу на диван, собрал её вещи и вручил их ей в руки. Она взяла их и, улыбаясь, горящими глазами посмотрела на заказчика и расслаблено сказала:
   — Вы меня умотали.
   — Нет времени, одеваемся! 40 секунд! — скомандовал заказчик и начал помогать начальнице одеваться. Кое-как на мокрое тело были натянуты брюки, майка, пиджак, а затем обуты мокасины. Волосы она расчесала рукой, и теперь её внешность была хоть сколько-нибудь сносной, за исключением мокрых волос в некоторых местах. В суматохе они забыли про трусы, лифчик и гольфы, но это было уже неважно. Далее заказчик помог подняться начальнице с дивана, и она кое-как поковыляла к выходу. Чуть позже силы и бодрость вернулись к ней в троекратном размере, и она не побежала, а полетела на крыльях счастья в директорский корпус.
   — Ты бежала что ли? — спросил Анастасию Игоревну один из начальников.
   — Да, — пытаясь отдышаться, ответила она.
   — Ты чего такая счастливая? Всё сдала что ли?
   — Почти, — радостно ответила она.
   Действительно, начальница светилась от счастья, будто трещины на люминесцентном контроле. Всю оперативку с её лица не сходила улыбка, и в таком же состоянии она пошла к себе в цех. В своём кабинете она не надеялась увидеть заказчика, однако он, надев на себя некоторые вещи, лежал на диване и верно ждал её. Она обрадовалась этому, они страстно обнялись и поцеловались.
   — Зачем одевались? — прошептала она. — Чтобы опять раздеться?
   Они повалились на диван и, кувыркаясь, снова начали стягивать друг с друга одежду. Внезапно заказчик решил поинтересоваться:
   — Что было на оперативке?
   — Да, как всегда, много чего. Про форсунку спрашивали.
   — И что вы сказали?
   — Сказала, что сдам.
   — Вы так уверены?
   — Да-а, — нежно протянула начальница и укусила заказчика за ушко.
   Они продолжили раздеваться и, наконец, обнажили свои прекрасные тела. Начальница села сверху на заказчика и начала ласкать его член, пока Владимир Юрьевич ласкал её промежность. Когда его деталь приобрела необходимую твёрдость, можно было выполнять операцию. Начальница несколько раз провела головкой по своей промежности, при этом красиво выгибая своё тело. Заказчик всем своим видом показывал, что ему не терпится. Наконец, она медленно, будто пробуя, вставила член себе во влагалище. Чувства, настигшие её, она испытывала так давно, что для неё это было словно в первый раз, да и для заказчика тоже. Они синхронно громко вдохнули и выдохнули, затем Анастасия Игоревна начала двигаться медленно, наслаждаясь каждым моментом и лаская тело заказчика. Он в свою очередь тоже ласкал её тело, особенно такую красивую упругую грудь. Она не удержалась и начала ускоряться, при этом морщилась, кусала губы и так сладко стонала. Ненадолго она остановилась, а заказчик привстал, чтобы поцеловать её горячие губы. Она использовала момент, чтобы сказать:
   — Может… примите деталь завтра и распишитесь задним числом? — пытаясь отдышаться, прошептала она.
   Заказчик ничего не понял, зато ему понравилась фраза «задним числом». Дальнейшая позиция уже была известна. Не теряя времени, начальница встала на четвереньки, положа грудь на диван и красиво изогнувшись. Вид был просто прекрасен: заказчик любовался им, возбуждался и не отказал себе в удовольствии засунуть два пальца внутрь и пару раз пройтись языком. После он встал сзади на колени, постучал членом по анусу и резко вошёл в начальницу. От неожиданности она издала громкий прерывистый стон. Заказчик взял приличный темп, и начальница начала громко стонать. Вскоре у неё снова затряслись ноги, и она почувствовала наступление пика удовольствия. Он был настолько сильным, что в её глазах помутнело. Следом с протяжным стоном и искривившимся лицом в неё кончил заказчик, и они без сил повалились на диван. Владимир Юрьевич обнял начальницу сзади и поцеловал спинку. Так они лежали некоторое время, пока не отдышались и не пришли в себя. Немного отдохнув, заказчик спросил:
   — А у вас есть душ?
   Она повернулась к нему и ответила:
   — Есть. Нам наконец-то сделали его по тех. заданию, которое было выписано ещё пять лет назад.
   Они посмеялись, ведь это было в порядке вещей.
   — А вы примите деталь? — почти по-детски спросила она и состроила глазки.
   Вмиг заказчик стал серьёзным, даже грозным. К нему вернулся командный голос.
   — Нет! — отрезал он.
   — Почему-у? — протянула начальница, сделав губки трубочкой.
   — Потому что вы не на том станке-е сверлили.
   Тогдашнее состояние Анастасии Игоревны не позволило ей сильно расстроиться из-за этого. Да, она не сдала форсунку, её цех так и не получил премию, зато она приобрела нечто большее. Оказалось, Владимир Юрьевич тоже питал нежные чувства к Анастасии Игоревне, но вынужден был скрывать их за каменным лицом. Его пугала её профессия, постоянная занятость обоих, и возможный её отказ, который бы больно ударил по его самолюбию. Теперь маски были сняты, они высказали друг другу всё, что накопилось в душе, и за эту ночь выплеснули все свои эмоции. После этого Владимир Юрьевич решил не тянуть и жениться на Анастасии Игоревне. Он принимал её каждый раз, а вот продукцию — не всегда, так как авиационные детали надо изготавливать как положено!

2017

Вопрос: Оцените, пожалуйста, текст

1. 5		0	(0%)
2. 4		2	(100%)
3. 3		0	(0%)
4. 2		0	(0%)
5. 1		0	(0%)
Всего:		2

@темы: Кольцо форсуночное

---

Тёмная сторона меня

«Тут дьявол с Богом борется, а поле битвы — сердца людей».

Ф.М. Достоевский

   Не буду врать, этой статьёй я хочу, в том числе немного оправдать себя. Думаю, что у многих, если не у всех, такая же ситуация, как у меня.
   Я сторонник традиционных моральных ценностей и в целом за повышение нравственности в обществе, т.к. прежде всего это, а не интеллект, обеспечивает выживание человечества (надеюсь, здесь вопросов не возникнет). Я стараюсь впитывать и транслировать только хорошее, но во мне также присутствует тёмная сторона, т.е. какой-то процент испорченности. Откуда он берётся? Сам по себе? Конечно, нет. Всему виной информационная среда, в которой мы живём, ведь именно информация влияет на наш мозг, а от нашей головы зависит абсолютно вся наша жизнь и вообще всё остальное.
   Вы сами видите, что наша среда серьёзно больна: включите телевизор, зайдите в интернет, да даже выйдите на улицу — что вы там видите? В основном то, о чём говорил Аллен Даллес в своём плане. Ведутся споры о том, существует ли этот план на самом деле, однако то, что он действует, можно сказать наверняка. По большому счёту, нам не важно, теория заговора ли это, или же просто законы капитализма; главное для нас, каким образом на нас всё это отражается. Лично я верю в теорию заговора, но в данном случае рассмотрим более распространённую и правдоподобную версию о законах рынка и потребления. Здесь цели вроде бы ясны: с помощью кино, литературы, телевидения и рекламы система пытается оболванить, опустить, лишить нас человеческого облика для того, чтобы людьми можно было легко манипулировать и зарабатывать на них деньги. По-моему, здесь всё предельно ясно: если у человека нет внутреннего стержня, дисциплины, базовых ценностей, совести, чести, Родины и даже пола, если он не образован и думает, что крут и в тренде, то для этого человека у меня плохие новости. Как правило, такие люди уверены, что свободны от всех этих пережитков прошлого, что мешают брать от жизни всё, потреблять без меры и получать удовольствие, но в жизни не всё так просто. «Нет рабства безнадежнее, чем рабство тех рабов, себя кто полагает свободным от оков», — сказал когда-то Гёте, и эти люди как раз-таки и являются лучшими рабами и топливом этой системы: они идеальные потребители, они безумно много работают ради наращивания потребления и не подозревают, что вокруг происходит что-то не то. Рано или поздно такой «успешный» человек впадает в депрессию и пытается избавиться от неё, прожигая себя в бессмысленных развлечениях, но и они не помогут. Что будет с таким беднягой дальше, даже думать не хочется. Не верьте фильмам и сериалам, которые говорят об обратном, ведь выше было сказано, для какой цели они предназначены. Лучше почитайте реальные истории людей, которые гнались за успехом и ощутили бессмысленность всей этой гонки. Уверена, большой процент несчастных людей, в частности на @дневниках, являются таковыми именно по этой причине. На эту тему советую посмотреть этот ролик www.youtube.com/watch?v=YDM5GCWFIE0 Здесь на примере семейных отношений показана сущность потребления и созидания.
   Следующий момент: очень часто можно услышать фразу «спрос рождает предложение». Она мне кажется очень сомнительной, и сейчас я попытаюсь объяснить свою точку зрения. Возьмём для примера популярный сайт YouTube. Многие самые и относительно популярные блогеры, кажется, разделились на два лагеря: одни снимают непотребство, а другие обвиняют в этом первых, при этом ничем от них не отличаясь, но это ещё полбеды: вторые убеждают нас в том, что во всём виноваты сами зрители, мол, опять-таки спрос рождает предложение. Удобная позиция, не правда ли? Можно снять с себя всю ответственность за содержание видео, однако нам известно, что основная аудитория таких блогеров — дети и подростки, которым уже вряд ли есть 18 лет. Ответьте мне на вопрос: избирательна ли эта часть аудитории? Чтобы смотреть что-то осмысленное, нужно прикладывать немалые усилия, но зачем напрягаться, если можно смотреть разные развлекушечки, кривляния, яркие мелькающие картинки, которые, кстати, формируют так называемое клиповое мышление. Потом родители и учителя будут удивляться, почему ребёнок столь неуправляем, неусидчив и почему совершенно не может учиться. В данном случае блогеры выдвигают второй тезис, мол, воспитывайте своих детей лучше. В связи с этим, ответьте мне ещё на один вопрос: каковы родители в наше время? Многие ли родители готовы проводить время со своим чадом, играть с ним, заниматься, учить чему-то? Мои наблюдения говорят о том, что ситуация неутешительная: многие взрослые избавляются от детей, сажая их за планшеты, компьютеры, телефоны и телевизоры, а что они там смотрят, сказано выше. Но даже если родители хорошо занимаются воспитанием, всё же это не единственная часть формирования личности, пусть и самая важная. На ребенка также очень сильно влияет среда, в которой он растёт, и сверстники, ведь человек — существо социальное, и его нельзя отделить от других людей. В данном случае уместно привести цитату: «Не смотреть телевизор очень легко — у нас его вообще нет. Беда в том, что постоянно приходиться иметь дело с телезрителями. Они повсюду». Дело в том, что сверстники всё равно расскажут вашему чаду о том, что видели в интернете или по телевизору, и тот заинтересуется, поэтому принимать глухую оборону, увы, не получается. Да что говорить о детях, когда сами родители зачастую неразборчивы. После тяжёлого рабочего дня каждому хочется расслабиться, отдохнуть, как физически, так и морально. Человек включает телевизор, заходит в интернет, а там подсовывают, сами знаете, что: жестокость, насилие, шутки ниже пояса, разврат, пороки, различного рода чернуху и т.д., в общем, всё то, что кормит именно животную сущность человека. Конечно, есть одиночки, которые сознательно ограждают себя от всего этого негатива, но мы говорим про всё общество в целом, и многие едят именно то, что дают, по-другому то, что лежит на поверхности. Этим горе-блогерам и другим таким же горе-деятелям искусств, конечно, вернётся всё это бумерангом, но сейчас нам нужно подумать, прежде всего о себе и своих детях.
   Кто-то из вас может сказать: «Я всё детство смотрел ужастики, играл в жестокие компьютерные игры, но маньяком так и не стал». Знаете, как говорится, раз на раз не приходится. Каждый человек отличается уровнем восприятия и психикой, но я считаю, что даже для самого невосприимчивого человека это опасно, так как наше подсознание, в сравнении с сознанием, воспринимает огромное количество информации и, как известно, оно влияет на сознание, так что это намного серьёзнее, чем кажется. Проанализируйте свои поступки, мысли, привычки, настроение, убеждения, образ жизни: разве всё это образовалось на пустом месте? Если вы в упадке, подумайте, может, стоит настроиться на другую волну и сменить поступающую информацию?
   Некоторые утверждают, что люди по своей сути животные, поэтому и жаждут видеть всё самое низменное. Я более чем уверена, что это не так, и всё это лишь манипуляция, дабы очередной раз унизить человека. Скажите, разве история не дала нам примеров мужества, отваги, смелости, самоотдачи и других положительных качеств человека; разве мы не знаем примеров, когда люди ставят долг, высокую цель, всеобщее благо выше своих инстинктов? Правильно говорят, что история ничему не учит, а только наказывает за незнание уроков, однако пробелы в знаниях по истории ещё полбеды, гораздо опаснее её переписывание и внушение, что мы народ варваров, а если у народа нет прошлого, то и будущего тоже не будет.
   Конечно, в людях присутствует животная сущность, но кроме неё существует ещё и божественная. Как сказано выше, в нас усиленно пытаются пробудить именно первую природу, и это хорошо получается, ведь падать вниз намного проще, чем подниматься вверх, поэтому, на мой взгляд, даже самый малый процент разлагающей информации способен опустить целый народ. Разве не по этой причине правительство СССР возвело железный занавес и такую мощную цензуру, дабы в страну не проникало всё низменное? Разве не по этой причине СМИ в Союзе пытались замалчивать о трагичных событиях, произошедших в стране? Да, не всегда получалось ходить по лезвию бритвы, и, конечно, случались перегибы, но в целом политика в этом отношении была правильной. Противники СССР скажут, что тоталитарный режим замалчивал правду и т.д., но, по мне, уж лучше идти на работу вдохновлённым сообщением о перевыполнении какого-нибудь плана, научном открытии, запуске космического корабля, нежели ненавидеть весь мир, услышав об убийстве, теракте, войне, пожаре, аварии и т.д. Кстати о новостях. В мире каждый день происходит огромное количество событий, радостных и печальных, значимых и не очень, и журналисты выбирают, что показывать, а что нет. Если телевидение будет транслировать хорошее, то и в жизни будет больше хорошего, а если наоборот, то... По-моему, никогда, ни в одной стране мира новостные ленты не отражали и не отражают реальное положение дел. Всегда и везде новости являлись пропагандой и использовались для того, чтобы слепить из людей нужную для определённых целей форму. Скорее всего, отсюда и родилась фраза «телевидение не отражает, а формирует реальность». Радует, что люди потихоньку избавляются от этого ящика, однако в интернете грязи также много, но здесь хотя бы можно выбирать свои потоки информации.
   Представим себе такую идеальную ситуацию: телевидение, интернет, радио, литература, кино внезапно начали транслировать красоту, вдохновение, знания, хорошие примеры поведения, семейные ценности и другие положительные и созидательные моменты. Как мне кажется, в данном случае человеческая ментальность начала бы двигаться в лучшую сторону. Как вы считаете? Наверное, даже в такой ситуации были бы свои нюансы, но об этом говорить слишком рано, ведь кто-то упорно не хочет, чтобы люди просыпались.
   В общем, об этой теме можно говорить бесконечно, и я попыталась сделать это наиболее кратко. Не думаю, что для многих я открыла Америку, однако кому-то это может быть действительно в новинку. Если вас заинтересовала эта тема, то могу подкинуть вам какой-нибудь материал.
   Сюда, на литературные сайты, я пришла, в том числе для того, чтобы создать альтернативу, т.е. продвигать светлые идеи. Я считаю, что мне удалось это сделать с помощью рассказа «Первый контакт», повести «Перелом» и частично с помощью «Грёз влюблённой», но следующий рассказ с этой задачей явно не справится. Увы, я не могу назвать себя человеком, полностью свободным от пропаганды, поэтому на меня также влияет эта губительная информация. Во мне борются божественная и животная сущности, по-другому, я борюсь с системой, но пока не очень успешно. Пропаганда, которая повсюду, так и склоняет к половому акту в разных формах, и ситуация усложняется тем, что я — здоровая молодая девушка с недюжинным либидо, как и у всех в этом возрасте, которое нещадно пробуждают и заставляют тратить огромную энергию именно на него, а не на что-то полезное. Я поддалась и написала рассказ в жанре PWP, пытаясь описать сцены соития, не имея подобного жизненного опыта (да, да!). Эта и предыдущая причины, казалось бы, должны были остановить меня от выставления работы на всеобщее обозрение, однако следующие причины показались мне более весомыми: во-первых, не хочу, чтобы работа канула в лету, во-вторых, хочу потренироваться в написании подобных сцен, т.к. они предполагаются в будущем, но в другом контексте, в-третьих, может быть, таким образом я смогу привлечь читателей (ха, кого я обманываю?).
   Понимаю, если бы я изначально обозначила себя как аморального и беспринципного человека, то ты, мой несуществующий читатель, и слова бы не сказал про этот рассказ, но я совсем другой человек, пусть и с недостатками. Ты скажешь, что я двулична, лицемерна, и эти обвинения будут вполне обоснованы. Не смотря на это, я не перестану тянуться к свету и призывать делать это других. Может быть, с возрастом, когда улягутся страсти, я смогу побороть свою тёмную сторону и помочь сделать это другим, ведь в конце концов побеждает именно тот волк, которого ты кормишь.

@темы: Мои статьи

---

Перелом. Послесловие

   Ура! Я сделала это! Не могу поверить в то, что мне хватило силы воли и выдержки дописать этот текст, ибо заставлять себя работать над произведением оказалось для меня весьма сложной задачей. Куда проще сидеть в интернете, слушая музыка и рассматривая мемасы, однако игра явно стоит свеч. Согласитесь, каждый человек радуется результатам своего плодотворного труда и получает удовлетворение от своей деятельности и, напротив, в конце дня чувствует себя ничтожеством после бесполезного сидения в соц. сетях. В этом плане КПД моего времени весьма низок, но всё же он выше, чем, к примеру, год назад, и для меня это маленькое достижение. В последующем буду стараться повышать его, т.к. мне ещё многое предстоит выложить, ибо рукописей у меня хватает. В связи с этим, хотелось бы поставить себе следующие конкретные задачи: 1) сесть на информационную диету, т.е. меньше потреблять бесполезную информацию; 2) больше читать, и не что-нибудь, а только высококачественную литературу, чтобы приучаться к хорошему вкусу. Пока всё, но и этого уже хватает с лихвой.
   Хотелось бы остановиться на этапах моей работы. Итак, сначала я последовательно переносила произведение на компьютер. Ну, как переносила? Огромный процент текста был напечатан с нуля, т.к. сюжет значительно претерпел изменения. Сказывается время, прошедшее с конца написания работы от руки и изменение мировоззрения с возрастом, так что если открыть рукопись и сверить её с конечным вариантом, то схожести будет не так много.
   Далее, когда мне оставалось дописать ХХII главу и послесловие, я начала выкладывать части. Перед каждой выкладкой я перечитывала главу минимум два раза, исправляла недочёты, помарки и отправляла главу в добрый путь на три сайта. В дневниках я также подбирала картинки, чтобы было веселее, и даже сделала две иллюстрации. Вот так! Лично я не нашла для себя другого более эффективного подхода. А как вы работаете над текстом?
   Что ж, как поётся в песне, «Перед нами небывалые пути!», и это только начало. Я уже начинаю работу над своим вторым произведением, которое ты так с нетерпением ждёшь, о, мой несуществующий читатель. Я знаю, ты обязательно поддержишь меня!

Вопрос: Оцените, пожалуйста, текст

1. 5		0	(0%)
2. 4		0	(0%)
3. 3		0	(0%)
4. 2		0	(0%)
5. 1		0	(0%)
Всего:		0

@темы: Перелом

---

Перелом. Глава ХХII

   Итак, финишная прямая

   Они молча ехали в поезде, каждый думая о своём: мама размышляла о делах насущных и о том, как будет закрывать пропуски на работе, а у Давида думы были совсем о другом.
   Он начал вспоминать последние события в его жизни. «Что это было?» Все они пронеслись с огромной скоростью, и теперь казалось, будто всё это было во сне. Давид проанализировал и понял, что плохих событий за последнее время было куда больше, но именно они позволили стать сильнее, по-другому смотреть на вещи и восстановить некоторою справедливость. Давиду было плевать на то, накажут ли Вульфа. Ему казалось, что этим вопросом озабочены все окружающие его люди, но только не он сам. Ему было достаточно того, как эта ситуация повлияла на него и на всех остальных, и он не увидел фальши в глазах людей. Если он действительно заставил людей смотреть на мир другими глазами, если он вдохновил, дал покой, значит, он уже не зря живёт. За это Давид мог бы многое отдать, но ему повезло: он остался жив и полностью здоров.
   «Вульф должен быть наказан!» — твердили Сара и Анхен. Да, наказание должно следовать за преступлением, но Давид не сильно в это верил из-за авторитета его родителей, но был уверен, что расплата уже постигла его, ведь Вульф явно был мёртв как авторитет. Что будет с Вульфом в следующем учебном году — Давид желал посмотреть на это после каникул.
   Смотря на бесконечные деревья, проносящиеся в окне поезда, Давид мысленно благодарил абсолютно всех людей, с которыми у него был любой, даже самый кратковременный контакт, и даже тех, кто делал ему больно и причинял вред. Особенно сильно он благодарил бабушку, которая так много дала и так много заложила в Давида, и ребят, которые пришли на помощь, но это было ещё не всё. Во всей этой истории был еле заменый, но невероятно важный человек, без которого, возможно, ничего бы не было. Перед отъездом Давид позвонил фрау Хитцер и поблагодарил её за спасение жизни. Та начала отпираться и утверждать, что ничего такого она не сделала и что ни в коем случае не примет подарков от Давида.
   Что касается Анхен, то для неё готовилось большое место в сердце Давида. Он и сам не понял, как это произошло, но будущее он представлял только с ней.
   Кто-то из соседей открыл форточку, и в вагон поступил свежий воздух. Давид вдохнул его полной грудью и подумал о том, что в его жизнь, подобно воздуху, также приходит свежесть. Она принесёт ему новый смысл и новую цель.
   Он смотрел на город, в который прибывает поезд, как в своё будущее, которое уже настаёт!

2012-2017

@музыка: Каста (Влади) - Пусть Пригодится

@темы: Перелом

---

Перелом. Глава ХХI

   Прошло некоторое время, и наступил долгожданный день выписки. Давид проснулся в 5:20 утра, когда абсолютно все пациенты ещё спали. Конечно, Броненберг больше не смог уснуть и начал думать, чем же себя занять. Сначала он сделал зарядку, а затем вспомнил, что Анхен принесла ему какую-то книгу, и начал читать её название.
   — «История живописи XVI века». Хм, чего ещё можно было ожидать от Анхен? — прошептал Давид.
   Он начал её читать, и так увлёкся, что не заметил, как пришло время завтракать. После трапезы Давид оформил все справки, поднялся в палату, собрал вещи, собрался сам, попрощался со всеми и пошёл на выход, еле таща пакеты с вещами и гостинцами, которые ему принесли за время лечения. Хорошо, что на выходе его встретила мама, Сара, Крис, Анхен и помогли ему с сумками. Они все вместе доехали до общежития на машине хорошего знакомого фрейлейн Бруден.
   Они вошли в комнату: в ней было свежо, а хорошо постеленные кровати были прохладными. Давид не смог отказать себе в удовольствии плюхнуться на свою.
   — Ты будешь лежать, а твои гости стоять? — упрекнула мама.
   Давид вспомнил, что пришёл не один, быстро поднялся с кровати и посадил всех гостей. Посидев чуть-чуть, они пошли на кухню пить чай. Незаметно к ним присоединялись соседи, и вскоре кухня наполнилась людьми. Все стали болтать друг с другом, и Давиду искусно удалось выйти из разговора. Он подошёл к Анхен и позвал её с собой в комнату.
   — Как хорошо, что ты меня выдернул оттуда! Там такой шум! — радостно сказала Анхен. Наконец-то мечта о минутке уединения с Давидом сбылась, но она не предвещала ничего хорошего.
   — Извини, Анхен, я сегодня уезжаю.
   Анхен поникла и спросила:
   — К маме в Берлин, да?
   — Да. Не грусти, — сказал Давид и обнял Анхен. Та быстро приободрилась и воскликнула:
   — Хм, я ведь тоже уезжаю, только позже. Моя турбаза находится под Берлином…
   — Значит, встретимся? — обрадовался Давид.
   — Обязательно! — радостно воскликнула Анхен.
   Никаких секретов теперь нет, их заранее объявили парой, но на самом деле всё только-только начиналось. Они обнялись ещё крепче и сели на кровать. Оба испытывали сладостный трепет, и каждый чувствовал поведение друг друга, но никто не знал, что делать: каждый стеснялся что-либо предпринять, тем более, ни у кого не было подобного опыта, но это было не столь важно: «Главное — быть вместе, а остальное успеется», — подумал каждый из них.
   Они услышали голоса за дверью и отстранились друг от друга.
   — Вот они где, голубчики! — воскликнула мама. — Давид, собирайся, нам скоро уезжать.
   — Хорошо, мам.
   — Я, наверное, пойду. Не буду вам мешать, — сказала Анхен.
   — Анхен, а поехали с нами. У меня большая квартира, все уместимся, — предложила мама.
   Анхен чуть с ума не сошла от такого предложения, но сдержала свои эмоции и сказала:
   — Я бы с радостью, только мы с родителями уже едем на турбазу. Она недалеко от Берлина.
   — Вот и хорошо! Будем видеться! — сказала мама.
   После этих слов каждый начал грезить о том, как прекрасно они проведут каникулы.

@темы: Перелом

---

Перелом. Глава ХХ

   Мокрая, дурно пахнущая водорослями подушка, незнакомое одеяло и непонятная комната, освещённая лишь луной, где спят ещё четыре человека — всё это Давид увидел, когда очнулся. Поначалу в его глазах всё было размыто, и казалось, что это всего лишь сон, но потом картина прояснилась, и Давид быстро понял, что находится в больнице.
   Внезапно к его горлу подступил неудержимый кашель, из-за которого началась острая боль в спине и пояснице. Давид никак не мог прекратить кашель, но из-за него боль становилась всё сильнее и сильнее. В один момент он не выдержал и закричал, перебудив всех, кто лежал с ним в палате. На крик прибежала медсестра, вколола Давиду обезболивающее и сделала холодный компресс. Броненберг немного помучился, но потом кашель отступил, и стало немного легче. У него болела вся спина, он боялся шевельнуться и даже дышать, впрочем, последнее ему удавалось с трудом, так как дыхание было затруднено. Он лежал, будто солдат, в одной позе и думал, когда же эта боль закончится. Конечно, в эту ночь он не смог заснуть, и время длилось невыносимо долго, однако к утру облегчение всё же пришло к Давиду, и он решил извиниться перед людьми, волею судьбы оказавшихся в эту ночь с ним в одной палате:
   — Извините меня, пожалуйста! Я вас всё разбудил.
   — Да ладно, ничего страшного, здесь и похуже бывает, — сказал дедушка, лежавший рядом. — А тебе не позавидуешь: так упасть в воду…
   — А откуда вы знаете?
   — Хм, да все уж знают.
   Оказалось, что данное происшествие для такого маленького городка просто неслыханное, поэтому слухи о нём дошли даже до другого конца города, где и находилась данная больница. Такая слава, конечно, не прельщала его.
   Начался день, Давиду сменили компресс, и он еле-еле привстал, чтобы съесть завтрак, который ему принесли. Всё это происходило очень тяжело и болезненно, но Давид стоически переносил все тяготы. После пришла врач и радостно сказала:
   — Вам крупно повезло! У вас всего лишь ушиб спины. Отёчность и синяки — это не страшно. После некоторых процедур они исчезнут. Главное, что ничего не повреждено. Через недельку будете как новенький!
   Это весьма обрадовало Давида.
   — Спасибо вам большое! А ко мне кто-нибудь приходил?
   — Извините, но сегодня мы никого к вам не пустим. Вчера приезжала ваша девушка с вещами, а ваша мама дежурит в коридоре. Следователи тоже хотят с вами поговорить и рвутся сюда, но мы их не пускаем.
   — Мама! А когда они могут ко мне войти?
   — Завтра в часы приёма, а сегодня нужно пройти процедуры.
   — Спасибо большое! — обрадовался Давид.
   Броненберг хотел позвонить маме, но не обнаружил в карманах телефона. Он вспомнил, что перед выходом положил его в открытый карман штанов, а ключи от комнаты — в закрытый, но их почему-то он тоже не обнаружил. Он не понял, почему так случилось, ведь из закрытого кармана вряд ли что-нибудь могло пропасть. «Неужели, я всё утопил? Ой, дорогущий телефон утопил! Сколько там фотографий было, все номера были. Я же их не помню наизусть. Блин!» Настроение Давида резко испортилось.
   В этот день он прошёл электрофорез, его спину намазали кремом, поменяли компресс и оставили в покое. На следующий день ему сделали примерно тоже самое и посадили в бурлящую ванну. После он вернулся в палату и с нетерпением ожидал часа приёма. Он надеялся, что к нему зайдут родные и долгожданные люди, но зашёл лишь следователь, который задавал бесконечные вопросы. Давид терпеливо отвечал на них и рассказал всё о том злополучном дне. Наконец, следователь ушёл, и Давид надеялся увидеть кого-то из родных, но медсестра объявила, что приём окончен.
   — Как?! Как окончен? — возмущался Давид.
   — Всё правильно. Ваше время свиданий прошло.
   Давид был зол, возмущён и обижен. «Почему какой-то следователь отнял у меня моё время свиданий?»
   — Ты правильно поступил, Давид. Никогда нельзя мериться со злом, — прослушав допрос, сказал дедушка.
   — Спасибо.
   Они проболтали весь вечер, и за это время дедушка успел рассказать много увлекательных историй из своей молодости: он рассказывал о прошлом, о службе в армии, о быте, о родителях и даже первой любви. Давид слушал его с большим интересом; жизнь перед ним открывалась с новой стороны, и он заинтересовался прошлым. Другие пациенты также подкидывали пару-тройку историй, которые также были интересны и увлекательны. Вообще, в палате царила хорошая атмосфера дружбы и доброжелательности, в которой и выздоровление проходило быстрее.
   Следующий день также ознаменовался прохождением процедур, после которых Давид чувствовал себя почти суперменом. В таком приподнятом настроении он ждал посетителей. С огромным пакетом вошла мама и бросилась к Давиду, но врач охладила материнский пыл. Мама поцеловала Давида и спросила:
   — Давид, что у тебя с телефоном? Почему до тебя невозможно дозвониться?
   — Тут такое дело… Похоже, я его вместе с ключами от комнаты утопил. Извини, но я ничего не мог сделать.
   — Да чёрт с ними, сделаем, новый купим. Главное, что ты цел. Как тебя угораздило? Зачем ты вообще полез к этому Вульфу, он же мог сделать с тобой всё что угодно?
   — Он поступил, как мужик! — вступился за Давида дедушка.
   — Ага, и лежал бы в могиле, как мужик! — наехала на дедушку мама и заплакала.
   — Мам, ну ты чего, всё же хорошо! Успокойся, я скоро выпишусь, — сказал Давид и обнял маму.
   Они долго болтали и не заметили, как пролетело время приёма.
   — Я буду приходить к тебе. Я пока у тебя буду ночевать, а потом вместе уедем, хорошо?
   — Конечно!
   Мама поцеловала сына и ушла. Далее Давид занялся инвентаризацией вкусностей, которые принесла мама.
   На следующий день пришла мама, и, не смотря на запреты врачей, ворвался Макс и начал громко возмущаться:
   — Я не понял, почему я узнаю об этом от посторонних людей? И почему ты мне не сказала? — обратился он к маме.
   — Молодой человек, не кричите, здесь люди лечатся! Покиньте помещение, к пациенту можно только по одному! — закричала медсестра.
   —Всё, всё хорошо. Извините, я не хотел, — спокойно сказал Макс. — Можно я останусь?
   После недолгих раздумий, медсестра недовольно сказала:
   — Ладно, оставайтесь, раз пришли. Только тихо!
   — Я тише воды, ниже травы. Спасибо!
   — Я вижу…
   Макс тихонько сел рядом с мамой и тихо спросил:
   — Почему никто из вас мне не сказал?
   — Макс, я же тебе звонила, но ты не брал трубку, — сказала мама.
   Макс надул щёки и продолжил:
   — Допустим. А ты почему мне не позвонил?
   — Я телефон утопил… вместе с ключами.
   Макс снова надул щёки.
   — Ладно, пусть будет так. А ты… как тебя угораздило? Надо было перехватить у него биту и как вмазать этому уроду по рылу, чтобы в следующий раз…
   — Макс! — хотела остановить его мама.
   — … знал, на кого прёт. А ты что делал? Небось, отмахивался, да?
   — Макс, тебе разве не сказали, что помимо Вульфа там была ещё дюжина его друзей-бугаев? Если бы я к нему подошёл, мне было бы хуже.
   Макс третий раз надул щёки.
   — Ну… там же людей было много, куда они все смотрели?
   — Один пытался помешать Вульфу, но у него произошла драка с одним из этих бугаев. Кто хотел это остановить, тот не мог, а остальные боялись.
   Повисла небольшая пауза. Макс многозначительно посмотрел на Давида и с уважением произнёс:
   — А ты крепкий орешек. Дай руку пожму.
   Они пожали руки. Далее все втроём начали болтать, а потом мама с Максом начали разговаривать, ненадолго забыв о Давиде. Последнего обрадовала эта картина, ведь за долгие годы мама с сыном, наконец, беседуют. Время уже прошло, а они всё ещё не наговорились. Они попрощались с Давидом и вместе ушли. Броненберг был абсолютно счастлив, однако его смущал тот факт, что, похоже, весь город знает всю ситуацию в деталях.
   На следующий день разрешили посещать пациента уже большему количеству людей, поэтому к Давиду вошли сразу Анхен, Крис и Сара. Про телефон они уже не спрашивали, так как узнали эту информацию от мамы. Они решили передать другую информацию:
   — Ты знаешь, эта тварь куда-то свалила! — в свойственной ей манере сказала Сара.
   — Кто, Вульф?
   — Конечно, кто же ещё? Но ты не переживай: такое количество свидетелей и такой резонанс по всему городу не дадут избежать ему правосудия.
   — Хм, посмотрим, посмотрим. Его родители — непростые люди, так что всё может быть.
   — Он должен быть наказан!
   — Согласен, но он уже наказан. Он будет бояться.
   После небольшого молчания Крис с грустью сказал:
   — А ты красавчик! Выжил после такого. Ты знаешь о том, что Флориан сбросился с этого же моста?
   — Да ладно?! — Давид, как и девочки, был просто ошарашен. — Значит, мне крупно повезло.
   — Наверное, он просто хотел умереть и знал, как лучше упасть, — с грустью сказала Анхен.
   Ребята немного погрустили, а потом спросили про состояние, настроение и время выписки. Затем они просто стали болтать, смеяться и веселиться; во время разговора Давид заметил, что Сара с Крисом держатся за руки. Данная ситуация очень сблизила их, и на протяжении всего этого времени они плотно общались, вместе переживали за Давида и проводили много времени.
   Познакомившись поближе, Броненберг осознал, что Сара совсем не такая, какой она всегда ему казалась. Оказывается, она может помогать и сопереживать. Всё это время он был удивлён тому, что она приняла именно его позицию. «Как обманчивы могут быть поверхностные наблюдения!»
   Пока эта пора была занята друг другом, Анхен тоже взяла руку Давида и приложила к своей щеке. Он начал ласкать её лицо.
   Анхен также открылась Давиду совсем с другой стороны: помимо внешности, Броненберга поразил её внутренний мир, её познания, её душа, которая так может сопереживать. Оказывается, Анхен может быть не только грустной, молчаливой и сосредоточенной на учёбе, но и весёлой, кокетливой девушкой.
   — Молодые люди, приём окончен, — голос медсестры раздался словно гром.
   Ребята медленно ушли. На прощанье Анхен послала Давиду воздушный поцелуй, который тот поймал. Они вместе мечтали об уединении, но этому не суждено было сбыться в ближайшее время.
   На следующий день Давид чувствовал себя просто прекрасно, даже лучше, чем обычно: спина практически не болела, кашель ушёл, а дышать стало совсем легко. Кроме того, он заметил, что немного поправился, а для худобы Давида это было в самый раз. В связи с быстрым улучшением, Броненбергу разрешили гулять по больнице, спускаться вниз и даже выходить на улицу, чем он и пользовался последние дни пребывания в больнице.
   На улице к нему приходило очень много людей: одноклассники, люди из школы, соседи по общежитию, незнакомые люди и учителя, в том числе фрейлейн Бруден.
   — Ох, живой! Слава Богу! — сказала последняя и обняла Давида.
   Все желали Давиду здоровья и поддерживали, даже те, кто был против этой разборки. Многие даже благодарили его за этот поступок и утверждали, что он положительно повлиял на них. Сейчас абсолютно все были на его стороне, кроме некоторых преданных друзей Вульфа, например Лены. Кто-то из присутствующих умудрился спросить про неё, и Давид даже не сразу вспомнил, про кого идёт речь.
   Все пришедшие желали, чтобы правосудие восторжествовало и чтобы Вульф был наказан, но где теперь его искать — загадка.
   Знакомые до этого люди теперь казались совсем не теми, какими они были до этого. Случился какой-то перелом, что-то явно изменилось в них: прежде всего, изменилось отношение к Давиду, изменился взгляд: у всех горели глаза, чего до этого нельзя было увидеть. Заметив это, Броненберг понял, что игра стоила свеч и что он правильно поступил. Ещё он понял, что не одинок, что приобрёл друзей и поддержку, что он сам может кого-то поддержать и помочь и что он безмерно счастлив, а скоро будет ещё и здоров.

@темы: Перелом

---

Перелом. Глава ХIХ

   На протяжении нескольких секунд на мосту никто не мог ни пошевелиться, ни сказать и слова: никто не мог поверить в произошедшее, зато люди, стоявшие на берегу, сработали более чем оперативно и вызвали различные службы.
   Первыми на мосту очнулись Сара с Крисом. Они подбежали к краю моста, посмотрели вниз, но Давида не увидели.
   — Где он? — спросила прибежавшая одноклассница.
   — Спасателям надо звонить, быстрее! — закричала Анхен.
   — Я думаю, они уже позвонили, — указав на берег, сказала Сара.
   На мосту началась неразбериха: кто-то паниковал, кто-то кричал, а кто-то решил по-тихому сбежать, как это сделал Вульф. Он решил воспользоваться всеобщей паникой и скрыться с места, однако это не так легко было сделать, так как некоторые одноклассники всё же попытались его задержать. Он вырвался, но в конце моста стояли случайные свидетели и ловили всех беглецов. За Вульфом побежали все его товарищи, поэтому у очевидцев не было шансов сдержать такую толпу разогнавшихся молодых здоровых людей, которые просто сшибали всё и всех на своём пути.
   — Неужели утонул? — спросил кто-то.
   — Вон, вон кто-то плывёт за ним. Наверное, спасатели приехали! Побежали! — крикнула Анхен.
   — Они бы не приехали так быстро…
   Следом за бандой Вульфа с моста побежала Анхен, Сара, Крис и все остальные. Их уже никто не держал, так как подозрение на них не падало.
   Оказалось, что за Давидом поплыли двое спасателей-добровольцев. Один мужчина был лет сорока, крепкого телосложения, а второй — молодой, лет двадцати четырёх, среднего телосложения. Они сумели сгруппироваться и прийти на помощь. Когда ребята подбежали к берегу, спасатели уже были на середине речки.
   Очевидцы переживали за судьбу Давида, ведь падение с такой высоты могло привести к тяжёлым последствиям и даже к летальному исходу. Осознав это, Анхен начала рыдать. У Сары тоже потекли слёзы, но у неё хватало сил обнять и успокоить Анхен. Все нервничали, кусали пальцы, грызли ногти и сверлили взглядом участок воды, к которому подплыли спасатели.
   Будучи на месте примерного падения жертвы, более старший взял на себя инициативу командовать.
   — Значит, сейчас на счёт три оба ныряем как можно глубже и ищем его. Смотреть не получится, вода мутная. Давай! Раз, два, три!
   Главнокомандующий нырнул сразу же после слова «три», а молодой всё никак не мог отдышаться после интенсивного плавания и нырнул лишь секунд через пять. В тот момент он проклинал весь свой стаж курения.
   Пока опытный пловец уже довольно долго находился в воде, молодой несколько раз нырял и всплывал на поверхность. В один из таких моментов, наконец, вынырнул командир и спросил молодого:
   — Не нашёл?
   — Нет.
   — Давай ещё!.. Раз, два, три!
   — На этот раз они одновременно нырнули, и буквально через несколько секунд молодой почувствовал, как командир тащит Давида на поверхность воды, и помог ему сделать это.
   — Бери его за левую подмышку и греби правой рукой.
   Молодой повиновался, и они вместе потащили Давида к берегу. Там его перехватили медики и начали оказывать первую помощь. Вокруг этого события скопились абсолютно все присутствующие.
   — Отошли все! — закричал медик.
   Присутствующие послушно отошли, и медики продолжили удалять воду из дыхательных путей Давида. При виде этого Анхен покачнулась и чуть не упала, но её подхватил одноклассник. Все остальные также переживали.
   Немного погодя медики положили Давида на носилки и доставили в автомобиль скорой помощи. Анхен побежала к машине, но врачи отказали ей в сопровождении, ссылаясь на тяжёлое состояние пациента, отсутствие места в карете и неспокойное состояние сопровождающей, которое может отвлекать врачей от работы. Вместо этого они предложили ей привезти его вещи. Врачи быстро нашли ключи от комнаты в кармане штанов пострадавшего, и Анхен вместе с Крисом и Сарой побежали в общежитие, а карета скорой помощи уехала.
   Тем временем молодой энтузиаст сидел на камне и никак не мог отдышаться. Ему казалось, что он превзошёл предел своих возможностей и теперь расплачивается за это одышкой. Командир подошёл к нему и спросил:
   — С тобой всё хорошо? Может, нужна помощь?
   — Нет, нет… Спасибо, — вставая, сказал он, — всё хорошо. Я уже давно отвык от таких нагрузок и… надо бросать курить.
   — Ты молодец! Один бы я его не дотащил. Так держать! — сказал старший, похлопал по плечу молодого и пошёл одеваться.
   — Спасибо. Да уж, вот это первый день!
   К этому времени уже подъехала полиция, которая начала вести расследование и опрашивать всех присутствующих, в том числе случайных спасателей. Все находившиеся тогда на мосту как один похоже описывали события и в качестве виновника происшествия называли Вульфа, который в данный момент бежал что есть мочи.
   Он бежал, не останавливаясь, бежал неизвестно куда, бежал так быстро, как не бежал никогда. Он обернулся и увидел, что за спиной нет ни одного его приятеля, и остановился. Ему казалось, что его сердце сейчас разорвётся, и он выплюнет свои лёгкие. Отдышавшись, он увидел, что находится в каком-то неизвестном дворе. Оглядевшись, он ненадолго решил сесть на лавочку, ведь если остаться здесь, то можно быть пойманным.
   Его охватил страх и паника, ведь он совершенно не был готов к такому повороту. Он просто хотел немного проучить выскочку Броненберга, но кто же мог подумать, что произойдёт такое?
   Эта ситуация оказалась самой тяжёлой для Вульфа, ведь по его вине с моста упал человек, и неизвестно, что с ним будет после этого. В прошлом также бывали ситуации на грани, но ему это всегда сходило с рук. «И сейчас сойдёт!» — подумал он и решил во что бы то ни стало выкрутиться из этой ситуации и любым способом не попасть в руки правосудию. Эта мысль придала сил: Вульф встал и побежал дальше.
   В кровь был вброшен адреналин, и Вульф начал бежать ещё быстрее. Он чувствовал ветер в ушах, скорость и свободу, которую может потерять. В нём проснулся азарт, авантюризм, какой он уже не чувствовал давно, и решил, что никогда не расстанется с этими чувствами. С этим Вульф бежал к своему будущему, в котором он не был уверен, но которое было невероятно интересно своими крутыми поворотами и неожиданными приключениями. Пан или пропал — вот главный принцип жизни!

@темы: Перелом

---

Перелом. Глава ХVIII

   После такого сна глаза совсем не хотели раскрываться, однако адреналин в крови, порождённый страхом, мгновенно поднял Давида на ноги.
   Времени до часа Х оставалось много, и Давид не знал, чем себя занять, ведь в таком возбуждённом состоянии невозможно было заниматься чем-то сосредоточенно. Сначала он лёг на кровать, потом встал и начал ходить по комнате из стороны в сторону. Прошло какое-то время, и Броненберг решил начать собираться. Собравшись, он медленно спустился и побрёл к мосту. Времени всё также было много, и Давид был уверен, что будет один, но Крис с Сарой опередили его и уже стояли на мосту.
   — Привет! Вы уже здесь?
   — Да! — ответил Крис. — Как видишь, рабочих действительно нет. Наверное, сегодня выходной.
   Издалека показалась Анхен и ещё несколько человек. Это были ученики их класса и параллельного. Время спустя на мост приходили люди, среди которых были и незнакомцы. Было ясно, что об этом инциденте знала уже вся школа, и все жаждали шоу. Давид совсем не ожидал, что будет столько людей, и что его казнь будет прилюдной. По этой причине настроение испортилось ещё сильнее. Никто из присутствующих здесь людей ничего не говорил ему, а только переговаривались между собой.
   Солнечный день внезапно превратился в пасмурный: солнце скрылось за серыми тучами, немного похолодало. «Хорошо, что я взял с собой ветровку», — подумал Давид. Все тоже приоделись. После стольких солнечных дней такая погода была очень непривычной, так как все уже успели от неё отвыкнуть.
   — Только этого не хватало! — возмутился один из присутствующих, когда на него упала капля. Ребятам повезло, что дождик был слабым и кратковременным.
   — Ну и что ты собираешься ему сказать? — спросил кто-то из присутствующих.
   — Не знаю, пусть он говорит, раз меня вызвал.
   — Для чего тебе это надо? Всего лишь один год тебе оставалось учиться вместе с ним.
   — А кто даст гарантию, что за этот год он ничего не натворит? А после выпускного?
   — Ты серьёзно думаешь, что сможешь остановить его? Конечно! Один тоже так думал, потом тря дня как контуженный ходил.
   «Где-то я уже это слышал», — подумал Давид.
   Все начали говорить между собой, а тем временем Сара и Анхен решили приободрить Давида.
   — Да не слушай ты их. Я такого случая не знаю. Голимые слухи распускают, — сказала Сара.
   — Всё будет хорошо! — дрожащим голосом сказала Анхен. Ей было тяжело это произносить, ведь она очень боялась за Давида.
   Немного погодя из толпы кто-то выкрикнул:
   — Опа, идут!
   Все обернулись на идущих, а по телу Давида пробежал холодок. Его сердце будто остановилось, а голова закружилась.
   — Ого, там человек десять идёт!
   — Ага! Целая банда!
   У Давида подкосились ноги. Анхен подхватила его за руку.
   — Всё хорошо. Он не вправе причинять тебе вред.
   — А где Вульф? — прокричал кто-то.
   Все начали всматриваться: никто так и не нашёл Вульфа среди приближающейся банды. Начались разговоры:
   — Где он?
   — Да сейчас придёт.
   — Договорились же в десять, а уже пол-одиннадцатого. Может, струсил?
   Двое приятелей Вульфа приблизились к толпе, которая к тому времени уже выстроилась полукругом относительно Давида, разогнали перед собой людей, направились прямо к Броненбергу и демонстративно, даже наиграно, толкнули его, желая показать свою силу и превосходство. Многие не поняли этого, а Давид и вовсе посчитал глупостью.
   Далее двое пришедших встали перед Броненбергом и начали разыгрывать спектакль, шагая перед ним с важным видом из стороны в сторону. Один из них хотел напугать Давида:
   — Буу!
   На Броненберга это не подействовало: сначала он стоял с каменным лицом, а затем и вовсе чуть не засмеялся. Действительно, зрелище было скорее комедийное, нежели страшное, и оно продолжалось дальше: эти люди остановились перед Давидом с таким же важным взглядом, со жвачкой во рту и в устрашающей позе. Броненберг не сдержался:
   — Не переигрываете?
   — Чё? — спросил один из них.
   Давид решил не продолжать тему, а поинтересоваться насчёт Вульфа:
   — Значит, начальство не опаздывает, а задерживается?
   — Какое ещё начальство, дебил? — спросил один из них.
   — Какое? Ваше, конечно. Где ваш начальник?
   — Какой ещё начальник, придурок?
   — Где Вульф, спрашиваю?
   — Он не придёт. И причём здесь начальник?
   Давид закрыл лицо руками и начал смеяться, как и первые ряды толпы. «Вот идиот! Ещё меня дебилом называет», — подумал Давид. Смех частично снял страх, и Броненберг начал вести себя более свободно.
   — Вот, над тобой даже ржут, — сказал один из приятелей Вульфа.
   «Ага, конечно, надо мной». Успокоившись, Давид решил спросить про Вульфа:
   — Почему не пришёл Вульф?
   — Потому что он не посчитал нужным приходить сюда.
   — Ах, ну да! Кто мы такие, чтобы разговаривать с самим Вульфом? — высокопарно сказал Давид.
   — Он не захотел разговаривать с таким, как ты.
   — Ммм… Конечно! Куда мне до него! — сказал Давид и решил попробовать спровоцировать парня: — А может, он боится?
   — Кого? Тебя?
   — А почему же он не пришёл?
   — Ты для него никто, грязь из-под ногтей. Он не собирается с тобой разговаривать.
   — Не верю!
   — Да если бы он был здесь, он бы тебе задницу надрал!
   — Ну, конечно.
   — Не веришь?
   — Не-а.
   — Ну, всё! Хана тебе! Я звоню ему.
   — Давай, давай, звони своему хозяину, — серьёзно сказал Давид. Один из посланников Вульфа не выдержал, подошёл к Давиду и резко ударил его в живот, от чего тот опустился на колени и начал отхаркиваться кровью. Последовала реакция присутствующих: кто-то открыл рот от увиденного, кто-то от испуга закрыл глаза, а у кого-то началась истерика.
   — Что вы делаете? Вы — преступники! По вам тюрьма плачет! — истерически кричала Анхен, но ей закрыли рот и увели подальше.
   Один из приятелей Вульфа схватил Давида за воротник и грозно сказал:
   — Ну что? Ты теперь не такой смелый?
   Броненберг ничего не ответил. Ему было больно, но, не смотря на это, в нём ещё были силы. Теперь он твёрдо знал, что не сдастся, как бы больно ему не было.
   Тем временем ещё приходили люди, среди которых была и Лена, однако Давид не заметил её, так как был занят другими более важными делами. Сплюнув ещё немного крови, встав на ноги и покачнувшись, он сказал:
   — Что вы от меня хотите?
   Они и сами забыли, что хотели от него, но решили выкрутиться:
   — Нужно отвечать за свои слова!
   — За какие слова?
   — За те, которые ты сказал ему!
   — А что я ему сказал? А может, я его ударил? А?
   Давид попал пальцем в небо. Действительно, эти люди не до конца знали ситуацию, произошедшую между Давидом и Вульфом. Последний дал лишь указание разобраться с Броненбергом, что они и пытались сделать, но никто не ожидал, что будут вопросы. В любом случае они решили как-нибудь выкрутиться и унизить Давида.
   — Короче, я не знаю, что там между вами произошло, но ты за это ответишь.
   — Что значит «отвечу»? А разбираться кто будет? Может, я ничего не делал?
   Все присутствующие и сам Давид были удивлены его дерзости. От тихого, молчаливого, застенчивого, робкого мальчика, кажется, совсем ничего не осталось. Он снова поставил посланников в ступор.
   — Как ты задрал меня! Ты сейчас договоришься!
   — Ой, идёт! — прокричал кто-то.
   Вдалеке шёл Вульф с ещё двумя приятелями. На этот раз Давид даже не вздрогнул.
   — Всё, тебе кранты!
   Наконец, они пришли и принесли какую-то прямоугольную коробку. Давид вместе со зрителями насторожился: «Неужели оружие?». Запоздалые пришедшие вели себя серьёзнее и не вызывали такого смеха, как предыдущие посланники.
   — Ну, привет, что ли! — без тени иронии сказал Вульф.
   — Привет! Что же ты своих подчинённых не ставишь в курс дела? Они ведь совсем не знают ситуацию.
   — Честно… Не хотел тратить время на эти объяснения и вообще на тебя, но ты заставил прийти меня сюда. Я даже зауважал тебя после того, что мне рассказали ребята, но, поверь, это быстро пройдёт. Терпеть не могу, когда на меня наговаривают. Ответишь за слова? У тебя есть доказательства?
   Давид посмотрел на Криса, который и выдал данную информацию. Он испуганно смотрел на Давида, и последний решил, что не выдаст его.
   — Нет, но всё что я сказал — правда.
   — Ладно, я предлагаю сделку: мы расходимся, я полностью прощаю тебя, но ты должен встать на колени прямо здесь и прилюдно попросить у меня прощения, — серьёзно сказал Вульф.
   Повисла пауза: все замолчали и прислушались. Вульф в ожидании извинений сверлил Давида взглядом, а Броненберг осматривал всех присутствующих: он увидел, что все смотрели только на него, ловя каждое его слово, каждый жест, каждый взгляд. Давид ещё никогда не привлекал к себе столько внимания. Он пытался понять настроение зрителей, и в их глазах он увидел лишь страстный интерес.
   Подул прохладный ветер, который принёс минутку облегчения. Давид закрыл глаза и глубоко вдохнул.
   — Ну что? — оборвал тишину Вульф. — Будем извиняться?
   После небольшой паузы Давид уверенно произнёс:
   — Нет!
   Все ахнули. Некоторые жестами показывали, что лучше извиниться, а Сара прошептала:
   — Давид, лучше извинись. Целым останешься. Никто не будет тебе этого припоминать.
   Давид еле видно отрицательно покачал головой.
   — Давид, не дури! — прошептал ему ещё кто-то.
   Тот не обратил на это внимание, так как заметил, что приятель Вульфа держит и прикрывает рот Анхен. Её взгляд был испуганным.
   — Эй, отпустите Анхен, она здесь не причём! — воскликнул Давид
   — Да успокойся ты! Уж больно она у тебя резвая . Не волнуйся, ничего мы не сделаем с твоей девчонкой.
   Окружающие узнали о секрете раньше, чем сами Анхен с Давидом. Хрупкая тайна, которая осторожно зарождалась между ними, так бесцеремонно вынесена на всеобщее обозрение. Впрочем, от Вульфа нельзя было ожидать чего-то другого, и нужно было отдать ему должное за то, что он хотя бы не высказал какую-нибудь пошлость или скабрезную шутку по этому поводу. С другой стороны, разве человек будет так голосить, так испуганно смотреть и так боятся за постороннего ему человека? Окружающим всё стало предельно ясно, и многие начали обсуждать эту ситуацию, весьма опошляя её. У Давида было чувство, будто какую-нибудь ценную картину безвозвратно испачкали или порвали. Броненбергу стало мерзко это слышать, и он решил высказаться:
   — Если ваши отношения строятся так, это ещё не значит, что они строятся так же у других. Мне вас жаль!
   Это произвело настоящий фурор: многие от удивления раскрыли рты, кто-то ахнул, а кто-то был недоволен сказанным:
   — Морализаторством занимаешься?
   — Вот что значит «В тихом омуте…».
   После этого посыпалось ещё больше скабрезностей и оскорблений в адрес Броненберга. «Гадость какая!» — подумал он, но на удивление это не сломало, а напротив дало ему сил отстаивать свою позицию.
   В отличие от толпы, Вульфа мало интересовала личная жизнь Давида, и он решил поскорее кончить этот вопрос:
   — Отставить разговоры! Твоё последнее слово.
   После раздумий Броненберг медленно и отрывисто произнёс:
   — Я ни в чём перед тобой извиняться не буду.
   — Не будешь?
   — Не-а.
   — Что ж, ты сам напросился. Тащите коробку! Этого выскочку уже давно пора проучить.
   — Вульф, скажи, что ты собираешься делать? — испуганно спросила Сара.
   — Сейчас увидите. Отошли все! Если кто-нибудь будет рыпаться, держите их и отводите! — скомандовал своим приятелям Вульф.
   Все послушались и отошли. Многие всерьёз испугались, ведь слова были произнесены грозным тоном. Никто даже не попытался возразить Вульфу. Он начал объяснять правила игры.
   — В России есть такая игра — городки. Составляется какая-либо комбинация из палок, которую необходимо выбить битой с определённого расстояния. В роли палок — конечности Броненберга. Если собьём палку — хорошо, если комбинацию — мы выиграли!
   Никто из присутствующих не знал эту игру, однако эти пугающие правила поняли все, в том числе Давид. Он одновременно испугался и наделся, что всё это шутка, но шутить никто не собирался. Вульф достал из коробки бейсбольную биту, отошёл на некоторое расстояние от Давида и начал целится, словно бейсболист, который готовиться отбить мяч.
   — Вы с ума что ли посходили? Что вы делаете? — истерично закричала Сара и попыталась приблизиться к Вульфу, но её задержали.
   Невзирая ни на что, Вульф резко бросил биту в ноги Давида. Тот успел подпрыгнуть, и бита слетела с моста. Давид обернулся и понял, что только что избежал увечий. Он был шокирован тем, что Вульф решился на это. Реакция присутствующих последовала незамедлительно: поднялся крик, многие попытались остановить Вульфа, но их сдерживали его приятели. На этой почве даже произошла драка: одноклассник Давида подрался с одним из приятелей, а рядом стоящие попытались разнять подравшихся, но и их пытались сдержать, из-за чего драка грозила стать массовой. В этот момент Анхен вырвалась из объятий и побежала к Вульфу, но её задержали и больно скрутили руки. Давид взял камень из-под ног и бросил его в этого мучителя, но промахнулся и попал в Вульфа.
   — Ай! — закричал Вульф. — Ах, ты тварь!
   Крики на мосту вызывали интерес у прохожих, поэтому по обе стороны реки уже скопилось множество людей.
   Злость Вульфа от кинутого камня не знала границ. В тот момент он был похож на разъярённого быка с раскрасневшимися глазами. Замахиваясь, он начал вращать биту. Давид понял намерения Вульфа, поэтому инстинктивно закрыл лицо руками и сделал несколько шагов назад.
   — Давид, осторожно, сзади пропасть! — закричал кто-то, но Давид не услышал.
   В этот момент прекратилась драка и начались истеричные крики: все кричали Вульфу, чтобы тот остановился. За секунду до происшествия Вульф понял, что творит, но остановиться уже было нельзя: бита со всей силы была выпущена из рук. Красиво вращаясь, она полетела в сторону Давида и ударила его в правое предплечье. Броненберга слегка откинуло назад, и он думал, что облокотится на перила, но забыл, что на мосту идёт ремонт, и с этой стороны сняли абсолютно всю ограду. Давид сделал шаг назад и почувствовал, как из-под ног ушла земля.
   В этот момент чувства Броненберга будто обострились: крики, вопли, ветер в ушах — всё это так хорошо ощущалось, и, более того, время будто замедлилось. Давид чувствовал полную свободу: земля ушла из под ног, он не был ни с чем связан, а воздух ему казался мягкой подушкой, в которую он бесконечно падает. Было ощущение, что он уходит от проблем, и вот жёсткий удар в спину…

@темы: Перелом

---

Перелом. Глава ХVII

    Вашему вниманию представлена моя очередная убогая иллюстрация

   Проснувшись утром, Давид, как обычно в выходные, не спешил вставать с кровати и какое-то время нежился в объятьях одеяла и подушки. Утро дало ему некоторый отдых и успокоение, так что Давид почувствовал прилив сил и желание пойти гулять. В этот момент ему позвонила мама с призывом приехать к ней, но Давид соврал, что занятия ещё не кончились. Конечно, он ничего не сказал про разборки, и его охватил страх за мать: «А если со мной что-нибудь случится, что с ней будет?». Настроение испортилось, и Давид снова чувствовал себя подавлено. Ко всему этому добавилось ещё и отсутствие аппетита: Давид с большим трудом запихнул в себя небольшой бутерброд.
   Прошло некоторое количество времени, и на телефон раздался звонок Анхен. Она намеривалась прийти, чему Давид очень обрадовался. Она пришла, Давид сразу же предложил ей поесть, но она отказалась, однако согласилась на чай. За столом они начали говорить:
   — Слушай, а это правда, что ты говорил про Флориана? — спросила Анхен.
   — Да. Крис рассказал мне, что он должен был денег Вульфу. Его дружки угрожал ему.
   — Он брал деньги в долг?
   — Всё это завязано на наркотиках. Он получал их и приносил Вульфу. Крис в это же ввязался.
   От испуга Анхен закрыла рот руками.
   — Какой кошмар! Я об этом не знала.
   — А разве он будет болтать об этом направо и налево? Хотя, я уверен, слухи об этом расходятся.
   — А почему он на это согласился?
   — Он не соглашался, его назначили. Он не знает, как выпутаться из этого.
   Анхен совсем поникла.
   — Не грусти, прорвёмся. Главное, что нас уже несколько.
   — Это верно, но нас всё равно не много. И как мы сможем тебе помочь?
   — Вы помогли уже тем, что поддержали меня. А лезть в разборку вам не надо: я сам всё затеял, сам и буду разбираться.
   — Слова настоящего мужчины! Только мне всё равно страшно за тебя.
   — Не бойся, — обнадеживающе сказал Давид и положил руку на плечо. Анхен, вспомнив про Лену, удивилась такой нескромной нежности.
   — Лена тебя поддерживает?
   — Лена? Нет, с чего бы это? Она дружит с Вульфом, поэтому на его стороне.
   У Анхен в голове произошёл диссонанс.
   — А вы разве не встречаетесь?
   Давид был ошарашен. Он посмотрел на Анхен круглыми глазами.
   — С чего ты взяла? Ты же сама всё слышала тогда, на перемене.
   — Но я видела, как вы с Леной заходили в общежитие.
   Давид поморщился, вспоминая, о чём идёт речь, а потом его осенило. Последующие события отодвинули назад эти воспоминания.
   — А-а!.. — и Давид поведал произошедшую с ним и Леной историю. Анхен внимательно слушала: улыбка на её лице становилась всё шире и шире, а глаза загорались всё ярче и ярче.
   — Ой, а я так боялась. Ты совсем не знаешь её.
   — Теперь знаю. Брат мне всё рассказал.
   — Теперь ты не любишь её?
   Поразмыслив немного, Давид уверенно сказал:
   — Теперь нет. Это недоразумение в прошлом… Слушай, пойдём прогуляемся?
   — Пойдём!
   Перед выходом из общежития Анхен возразила:
   — Давид, там такая жара! Неужели ты хочешь пойти в водолазке?
   Давид с улыбкой завернул рукава водолазки и одну штанину. Анхен усмехнулась.
   — Пошли! — улыбаясь, скомандовал Давид.
   Они не спеша прогуливались по району. Давид решил прояснить одну ситуацию:
   — Анхен, а помнишь, в классе пятом Вульф пускал про меня какие-то слухи? Так что это были за слухи?
   — Ой, даже вспоминать не хочется, — засмущалась Анхен.
   — Ну, расскажи мне!
   Собравшись с силами, она сказала:
   — Вульф говорил всем, что ты ешь свои, так скажем, отходы жизнедеятельности.
   — Что?! — прокричал Давид и чуть не умер от истерического смеха. — И вы верили этому?
   Анхен тоже рассмеялась и подметила:
   — Давид, ну разве мозг пятиклассника способен на большее?.. Мы же в этом возрасте всему верим.
   — То-то и оно. Ложь — страшная штука. Против него нет оружия, — сказал Давид и немного поник.
   — Почему нет? Правда — вот оружие. Рано или поздно она всплывает на поверхность.
   — В том то и дело, что всплывает она поздно.
   — Такова жизнь. Тем она и интересна.
   — Может… Знаешь, давай сменим тему. Хочется отвлечься от всего этого… Что вы сейчас рисуете в художественной школе?
   — Сейчас мы только начали проходить импрессионизм — одно из моих самых любимых направлений.
   — Расскажи мне о нём.
   — Ну, я же говорю, мы только начали. Я даже теорию толком не знаю, но я много раз была на выставках.
   — А разве они были у нас в городе?
   — Да! Но ты действительно мог не знать про них, ведь они проходили во вновь созданном выставочном центре на другом конце города. Это здание бывшего госпиталя. Обычных людей там не много из-за отсутствия какой-либо рекламы. Её нет намеренно, так как организаторы данных мероприятий не хотят, как они говорят, видеть на выставках зевак и других «лишних» людей. Там определённый контингент из людей, которые якобы разбираются в живописи, но лично я увидела там только хипстеров. Но выставки там хорошие.
   — Ха, значит мне там не место. Я действительно ничего не знал про это здание.
   — Там вообще очень интересная история. За ненадобностью госпитально расформировали, а здание забросили. Никто не хотел им заниматься до недавних пор, а сейчас…
   Давид слушал рассказ Анхен с большим интересом и любопытством. Они уже перешли через второй мост и гуляли по городу, а Анхен всё рассказывала и рассказывала, обращая внимание на интересные здания в городе. Давиду взгрустнулось: он понял, что в его голове полно пробелов, что его знаний на самом деле не очень много и что его кругозор достаточно мал. Он осознал, что из-за своих переживаний он скрылся от реального мира и погрузился в себя, откуда выходил весьма редко. Да, он наблюдал за миром, но только внешне, не копая внутрь. В эту минуту Давида осенило: «А если бы моя голова была полна идеями, если бы в ней была своя вселенная, если бы там было много знаний, если бы я имел дело, которое невероятно любил, если бы я думал, как его улучшить и если бы я не был таким бараном, который упёрся в стену и не может оглядеться и пойти в другую сторону, может, я бы не переживал так из-за одиночества и этого придурка Вульфа?.. А если Анхен попросит меня что-нибудь рассказать, что я буду говорить?.. Полный капут». Несмотря на мрачные мысли, Давид всё же смог добавить к разговору кое-что интересное, чему Анхен очень удивлялась. Ситуация была, конечно, не безнадёжна, но оставляла желать лучшего.
   День пролетел, словно пуля, а вечер одарил наших героев замечательным закатом, который удивил их своей красотой. Они с замиранием сердца любовались им, а по окончании его пошли к дому Анхен. Им обоим не хотелось уходить с улицы, тем более погода позволяла гулять хоть всю ночь, но Анхен должна была быть дома. Стоя на крыльце напротив друг друга, они молчали и улыбались. Далее они крепко обнялись и медленно разошлись. Давид ещё долго оглядывался на дом Анхен, пока он совсем не исчез из его поля зрения.
   «Ну, как, как с таким настроением идти домой?» Давид шёл с закрытыми глазами неизвестно куда, вдыхая воздух полной грудью и делая руками непонятные жесты, сначала скрещивая их, а потом, разводя, будто крылья; затем он начал танцевать, кружась в вихре. Почему, почему тело ведёт себя так? Всё потому что душа летает. Давиду хотелось гулять, петь, танцевать. Он знал, что возбуждённое сознание вряд ли даст уснуть ему прямой сейчас, поэтому Давид гулял дальше, наслаждаясь таким невиданным доселе моментом.
   Нечто похожее случилось с ним при разговоре с Фрау Хитцер, но это было намного слабее, нежели сегодня. Он не испытывал ничего подобного в своей жизни: это был настоящий полёт, подъём души до неведомых высот, когда счастья так много, что оно не может удержаться в таком маленьком теле и лезет разными путями наружу. Чувства пронизывают так, что тело дрожит, произвольно двигается, и его невозможно удержать. Редкие прохожие смотрели на Давида как на ненормального, но его это совершенно не волновало.
   Чуть позже Давид всё же пошёл домой, и, к удивлению, заснул он быстро, перед сном подумав об Анхен и об огромном контрасте, что от самоубийцы превратил его в самого счастливого человека в мире.
   Едва проснувшись на следующий день, Давид вскочил с кровати и уже знал, куда звонить. Анхен сказала, что скоро придёт. Он не мог приступать ни к какому делу, ведь он ждал её. Он не находил себе места: то садился, то вставал, то ложился, то просто ходил по комнате. Он не дождался её и решил сам пойти к её дому. На половине пути они встретились. Увидев Анхен издалека, Давид не сдержался и стал бежать к ней вприпрыжку. Анхен засмеялась. Ему хотелось обнять её и расцеловать, но в последний момент он сдержался, тем более Анхен так прекрасно сегодня выглядела: она была в юбке, чего никогда не было раньше, в красивой кофточке, на голове была красивая причёска и украшения.
   — Как же ты прекрасна! — не выдержал Давид.
   Анхен лишь слегка улыбнулась и промолчала.
   Сегодня они решили пойти в лес и устроить небольшой пикник. Они зашли к Давиду и взяли всё необходимое.
   Броненберг не был там уже давно, и после зимы лес казался почти сказочным. Конечно, он поделился этим наблюдением с Анхен. Она сказала, что была здесь едва ли не в детстве, да и то, вглубь она ни разу не заходила, а здесь они пошли по дороге, которую, кажется, знал и протаптывал только Давид. Они долго шли через кусты и деревья, что оставляли раны на коже, однако это стоило того, ведь они вышли на чудесную поляну среди леса, на которой росла такая зелёная и мягкая трава. Они разложились прямо посередине. Анхен села на одеяло, поджав под себя ноги; Давид сделал примерно то же самое. Они сидели, молчали, краснели, улыбались и боялись даже взглянуть друг на друга. Давид затеял разговор о чём-то малозначимом и неважном, и Анхен с радостью подхватила это. Настоящего диалога, подобно вчерашнему, у них не получалось: мысли путались, как и язык. Давиду было неудобно поджимать под себя ноги, и он нашёл другой вариант: он лёг, положив голову на коленки Анхен. Она сделала вид, будто ничего не заметила, пытаясь подобрать какие-то слова. Во время смеха, бессвязных лепетаний и восхищения природой они начали позволять себе некоторые телесные контакты: они будто вскользь ласкали друг другу ладони, Анхен гладила волосы Давиду, а Давид поглаживал лицо Анхен. Далее Давид начал щекотать Анхен. Та громко смеялась и кричала, а потом встала, побежала в лес и спряталась за деревом, думая, что её не видно. Давид настиг её и обнял вместе со стволом. Она вырвалась из объятий и начала скакать по кустам, уже не боясь поцарапаться, а Давид бежал за ней, но намеренно не догонял. Вскоре она выбилась из сил и прислонилась к дереву.
   — Ну что, козочка, допрыгалась?
   Она улыбнулась и побежала обратно к поляне. Добежав, она легла на подстилку и пыталась отдышаться. Давид лёг рядом с ней. Они лежали настолько близко, что Анхен чувствовала запах мятной конфетки, которую недавно съел Давид, предварительно поделившись с ней, и смотрели друг на друга. Они снова взялись за руки и наслаждались моментом, пока не зазвонил телефон. Голос Сары будто ударил обухом по голове Давида и мгновенно вернул его с небес. Она сообщила, что они с Крисом уже направляются к нему в общежитие. Вмиг улыбка Давида сошла на нет: он был настолько недоволен, будто его прервали в самый неподходящий момент.
   — Что случилось? — спросила Анхен.
   — Сара с Крисом скоро придут ко мне. Надо идти, — грустно сказал Давид.
   Они собрались и пошли. Недовольство Давида немного спало, когда Анхен взяла его за руку. Так они прошли до района, а дальше — порознь, чтобы никто ничего не заметил. Когда они подошли к общежитию, Сара с Крисом уже стояли возле его входа.
   — Привет! Анхен, ты здесь? Молодец! Ну, наконец-то! Где вы были? — возмущённо сказала Сара.
   — Пошлите внутрь. А мы разве договаривались?
   — Нет, но мы же не могли оставить тебя в такой ситуации. Ты что, не рад нам?
   — Нет, я рад, конечно…
   Они вошли на кухню. Давид вместе с Анхен начали спешно собирать что-нибудь съестное к чаю. Когда все были за столом, разговоров не было, а вместо них было лишь тяжёлое молчание, будто все собрались на поминки. Это начало тяготить Давида.
   — Так, я не понял, кто-то умер?
   — Пока нет, — тихо сказал Крис.
   — Так!!! — закричала Анхен и от возмущения резко встала. Крис удивился, ведь он не имел в виду ничего плохого, однако в контексте данной ситуации это звучало не очень хорошо.
   — Всё нормально, всё хорошо, Анхен. Я просто пошутил.
   — Нельзя так шутить!
   — Да хватит вам! Вообще-то мы пришли поддержать тебя. Мы знаем некоторые последние новости: Вульф не относиться к этому серьёзно. Это и может сыграть против него: если не уважаешь своего противника, то проигрываешь, — сказала Сара.
   — И что конкретно ты предлагаешь?
   — Я… Мы же не знаем, что будет.
   — Да побьёт он меня и всё, вне зависимости от того, уважает ли он меня или нет. Что конкретно он говорил и откуда вам это известно?
   — Он практически не говорит о тебе. Он лишь однажды сказал что-то типа «Размотаю этого выскочку» и всё. Узнали мы это, как всегда, из третьих уст.
   — Вот! Размотает и всё! Так и будет… Знаете что, говорят, перед смертью не надышишься, а я хочу надышаться. Не хочу свой последний день проводить в мыслях об этом человеке. Пошёл он куда подальше! Мне ещё не хватало проводить дни напролёт, думая о нём. Много чести, он этого не достоин! Завтра посмотрим, как будет, а сейчас, не нагнетайте, пожалуйста, обстановку, мне и так тошно, — умоляюще произнёс Давид.
   — Что значит «свой последний день»? Ты что, собрался умирать? Да что тут вообще происходит? Мы как будто на смерть его посылаем! — снова возразила Анхен.
   — Всё хорошо, Анхен. Это я так, образно, — ласково успокоил её Давид.
   — Один шутник, другой… Ой, не пугайте меня! — Анхен почти плакала.
   — Да всё хорошо, ничего не будет. Они просто поговорят и разойдутся. Не плачь, Анхен, — успокоил Крис.
   — В любом случае, не влезайте в это дело, особенно вы, девушки. Вам там делать нечего, я сам виноват. Думаю, массового побоища не состоится, ведь это не честно, когда несколько человек бьют одного.
   Анхен не выдержала, разрыдалась и бросилась в объятья к Давиду.
   — Не иди туда, Давид!
   — Анхен, ну, ты чего? Шанс, что такое произойдёт, приближается к нулю… Ребят, всё, давайте больше не будем об этом. Не могу больше, надоело.
   — Да, давайте не будем! — поддержала Анхен.
   Они перестали говорить об этом, однако разговор о посторонних вещах у ребят совсем не клеился. Гробовая тишина снова нагнетала обстановку и снова тяготила Давида. Ребята поняли это и решили оставить Давида в покое. Вся компания засобиралась.
   — Давид, ты с нами? — спросил Крис.
   — Пойду Анхен провожу. Уже стемнело, а вам в другую сторону.
   — Ты не переживай, мы её проводим.
   Давиду и Анхен это совсем не понравилось. Побыв вместе, они бы перебили мрачное настроение, но приходилось подчинятся ребятам, иначе… Кажется, в этом мире рождается ещё один секрет! На прощание Анхен оглянулась и послала воздушный поцелуй Давиду. Тот поймал его и прислонил ладонь к щеке.
   «Ребята так стараются мне помочь! Они не забыли про меня и пришли. Я должен быть благодарен им…» Поднимаясь по лестнице, Давид пытался успокоить себя этими мыслями, но как ни пытался он это сделать, ничего не получалось: настроение было напрочь испорчено. «А ведь так прекрасна была первая половина дня. А что сейчас? Эх, ребята, ребята…» К Давиду в полном объёме вернулся страх и тревога за завтрашний день. Он понимал, что переживания никак не изменят завтрашнюю ситуацию, но Давид ничего не мог с собой поделать. Хорошего, как говориться, понемногу, поэтому прежний полёт души ушёл, а на смену ему снова повис камень на шее и вернулось прежнее тяжёлое состояние. «К чёрту, к чёрту этого идиота! Не могу больше!» Даже мысли об Анхен не спасали. У Давида оставалась последняя надежда — сон, но вместо него пришла бессонница. Броненберг понял, что переживания не дадут ему так просто заснуть, и под утро решил прогуляться. Конечно, в таком состоянии никакая свежесть не могла порадовать Давида, однако она помогла ему забыться сном на несколько часов.

@темы: Перелом

---

Перелом. Глава ХVI

   Вся оставшаяся и следующая недели были посвящены различным контрольным работам. Все помогали друг другу как могли, поэтому ни один ученик не завалил ни одну работу. Анхен пришлось забыть про свои обиды на Давида, ведь ей нужна была помощь по математике. Он с легкостью решил два варианта, при этом подсказывая и другим ребятам, в том числе Вульфу. После этого Анхен никак не могла отказать в помощи по истории. Давид думал, что после такой взаимовыручки они с Анхен снова начнут хорошо общаться, но она по-прежнему была холодна и немногословна. Давид решил, что если такое отношение к нему продолжится, то он прямо спросит об этом у Анхен: «Всё, хватит уже этих неопределённостей! Надоело уже это пренебрежение!».
   Все контрольные остались позади, и сегодняшний день был посвящён классным часам, урокам правил дорожного движения и безопасного поведения в летние каникулы. Некоторые учителя настолько устали, что отпускали своих учеников без напутственного слова. Фрейлейн Бруден тоже устала, но решила следовать правилам и оставила свой класс ещё на один день.
   — Ребята, вы молодцы! Вы успешно прошли ещё одну ступеньку на пути к взрослой жизни. Наверное, скажу банальную вещь, но я хочу, чтобы вы хорошо отдохнули умственно и физически; хочу, чтобы вы занимались спортом, больше двигались, не стояли на месте и каждый день узнавали что-то новое; очень хочу, чтобы вы открыли для себя любимое дело, а если оно уже у вас имеется, то желаю, чтобы вы развивались в нём и отдались ему этим летом. Научитесь чему-нибудь и больше читайте. Постарайтесь как можно больше выбираться из дома, а если есть возможность, то путешествуйте. И самое главное: чтобы потом не разочароваться своими каникулами, наслаждайтесь простыми вещами: солнцем, зелёной травой, теплом, купанием в реке… В общем, не упускайте момент! — усталым, но мечтательным голосом сказала фрейлейн Бруден. Во время этого монолога сама учительница размечталась об отдыхе, как и весь класс.
   — А вы куда поедете? — спросил кто-то из класса.
   — Я собираюсь провести лето на даче, помочь маме. Я уже давно мечтаю выбраться на природу. Ну, а вы? Давайте поговорим о том, куда вы собираетесь поехать!
   Весь класс молчал.
   — Что ж, вынуждать не буду… Кстати, я забыла об одной вещи. Школа напечатала вам какие-то памятки, которые я должна раздать вам, но я забыла взять их из учительской. Пойду за ними, а вы сидите тихо, иначе продержу вас дольше!
   Дверь захлопнулась, и все как по щелчку начали болтать друг с другом, обсуждая усталость от школы и планы на лето. Вульф встал из-за парты, подошёл к Крису, навис над ним и стал что-то говорить. Давид увидел эту сцену и напрягся. Они недолго поговорили, и после этого лицо Криса стало выражать страдание. Давид понял, в чём дело и решил написать ему: «Что он тебе сказал?». Крис ответил: «Сейчас узнаешь».
   — Сегодня все на вечеринку в хату Криса! Отмечаем окончание года!
   Все обрадовались, только Сара с подозрением спросила:
   — А сам Крис не против?
   — Нет, он не против, — ответил Вульф.
   — Тогда все придём…
   Пока все обсуждали подробности вечеринки, Крис набрал сообщение и отправил Броненбергу: «Родители снова убьют меня, если узнают, что было в доме. Они предупреждали меня». После этого Крис попытался возразить Вульфу:
   — Вообще, мои родители строго настрого запретили устраивать вечеринки.
   — Какие проблемы? Мы всё уберём, — сказал Вульф.
   — Но в прошлый раз вы мне тоже обещали всё убрать…
   — Всё будет хорошо! Помощь с нашей стороны будет, правильно, ребят?
   Все согласились с Вульфом.
   — Ну вот, видишь! — сказал он и положил руку на плечо Криса.
   Давид внимательно выслушал весь диалог, и его начинало трясти от неимоверной наглости Вульфа. В эту минуту он понял, что надо что-то делать именно сейчас, иначе эта тирания не закончится никогда. Он осознал, что один против всех, что его вряд ли по-настоящему кто-нибудь поддержит и что он — жертва в позиции защиты, которая может очень сильно пострадать, но Давид не нашёл другого решения. Он понимал, что шансов нет, тем более в боевом поединке, но нужно идти до конца, чтобы хоть немного пошатнуть позиции Вульфа.
   Итак, он собрался с силами, встал, выдохнул и уверенно подошёл к Вульфу. Постояв немного сзади, Давид обратил его внимание на себя и вежливо сказал:
   — Он же тебя сказал, ему нельзя.
   — Что? Тебе какое дело? — ответил ему Вульф.
   Сначала на Давида никто не обратил особого внимания, и тогда он решил во что бы то ни стало быть понастойчивее: он снова повернул к себе Вульфа и жёстко сказал:
   — Не наглей! Он же сказал «нет»!
   В эту минуту Давид оказался в самом центре внимания. В кабинете воцарилась гробовая тишина: у всего класса был шок. Такая немая сцена продлилась несколько секунд, пока Вульф не прервал её:
   — Вот это да! Это у кого голос прорезался, а? У чувака, который ещё в первом классе засунул свой язык к жопу…
   — Да, пусть так… — от страха голос Давида сорвался, но он поправился.
   В этот момент все засмеялись. Никто не воспринял этот порыв серьёзно, однако все ждали продолжения.
   — Пусть так, но пора уже кончать с этим! Пора…
   — Чего?! Ты что вообще несёшь, гад?
   — Хватит уже тиранить всех! Ты отравляешь многим жизнь!
   — Ты вообще страх потерял? Ты знаешь, с кем связываешься?
   Давида трясло от страха; его трясущиеся колени отказывались держать его тело, но каким-то чудом он продолжал стоять, облокотившись на парту. Его состояния никто не заметил благодаря его безразмерной одежде. Голос тоже предательски дрожал, и с ним Давид пытался справиться: иногда это получалось успешно, а иногда Броненберг говорил почти фальцетом.
   — Знаю! С наркоманом, который заставляет других людей приносить ему эту дрянь…
   Все раскрыли рты.
   — Ты и твои дружки довели Флориана до самоубийства…
   — Я сейчас тебя до самоубийства доведу… — прокричал Вульф и сорвался на Давида, однако его остановили рядом стоящие одноклассники. Кто-то из них тихо сказал:
   — Давид, успокойся! Выйдите на улицу, поговорите!
   Этого одноклассника никто не услышал.
   — Что… что?! — Вульф чуть не задохнулся от возмущения.
   — Не пытайся отрицать этого.
   — Я не доводил его! Кто тебе это сказал? — прорычал Вульф.
   — Ты думаешь, такие вещи долго остаются в секрете?
   — Отвечай, гад, кто сказал тебе это? Иначе убью!
   — Сам знаю…
   — Сука! — прокричал Вульф, вырвался из рук одноклассников и напал на Давида.
   Он повалил Броненберга на парту и начал душить. Тот сопротивлялся как мог, но силы были неравны. Кое-как одноклассники немного оттащили Вульфа, и тот ударил Давида по носу. Пролилась кровь.
   — Прекратите!!! — завизжала староста.
   В этот момент Давид с Вульфом перевесили парту: она упала вместе с ними, но Давид оказался проворнее и первым встал с пола, умудрившись один раз ударить ногой Вульфа. Все ахнули. Вульф тоже встал и, задыхаясь, с недоумением произнёс:
   — Что… что? Меня бьёт какой-то лох, а вы просто стоите и смотрите?
   — Вот именно, — начал кто-то из класса, — тебя бьёт какой-то лох, а ты не можешь даже ответить. Так кто из вас лох?
   Вульф был в ярости. Он взял стул и кинул его в только что высказавшегося одноклассника. Тот успел увернуться, но был неслабо напуган. Стул попал в дверь кабинета и приоткрыл её.
   — Ну, всё! — закричала Сара и подошла к Вульфу. — Что ты делаешь?! Ты чуть не убил его! Брон… Броненберг! Когда ты вернёшься, я убью тебя! Ты всё это учинил! — топая ногами, истерично кричала староста уводимому из класса Давиду.
   Анхен увела Броненберга умыться, а тем временем ребята поставили парты и стулья в своё исходное положение, ведь фрейлейн должна была скоро вернуться.
   Никто из класса не ожидал увидеть нечто подобное. Все понимали, что последует продолжение и, скорее всего, оно будет очень печальным для Давида. Многим стало по-настоящему страшно за него, и они решили отговорить его продолжать воевать и уговорить извиниться перед Вульфом.
   — Не поняла, что здесь делает стул? Что здесь было? Кто будет убирать стул? — сказала появившаяся в дверях фрейлейн Бруден.
   С первой парты встал ученик и убрал стул.
   — Это получилось случайно, — сказала Сара.
   — Случайно? Как стул мог случайно оказаться у дверей?
   — Мы играли. На стульях катались.
   Ничего другого Сара придумать не смогла.
   — Вы с ума сошли? А если бы кто-нибудь из вас упал и получил травму? А если вы пол поцарапаете? Вы что вытворяете? Вас даже на минуту нельзя оставить, — высказала фрейлейн Бруден и расстроено села на своё место.
   В этот момент разрешения войти спросили Анхен и Давид. Последний прикрывал нос платком, и фрейлейн ничего не заметила.
   — Я принесла вам листовки, повествующие о том, как безопасно провести лето. Настоятельно прошу, прочитайте их, иначе вы так и будете кататься на стульях, и на следующий год мы не досчитаемся и половины из вас. И вообще, катаются на стульях обычно первоклашки, а вы все-таки взрослые люди, — сказала учительница и раздала листовки. Закончив, она добавила: — Ладно, хорошего вам лета и удачи! До встречи осенью!
   Измотанная фрейлейн облокотилась на стол, тяжело вздохнула и положила ладонь на лоб. Попрощавшись, на крыльцо школы вышел весь класс, и никто из учеников не спешил уходить домой. Все ждали продолжения, и оно настало. Как и ожидалось, Вульф подошёл к Давиду и начал говорить:
   — Ну как, извиняться будем?
   — Нет, конечно.
   Все снова ахнули.
   — Ты, наверное, не осознаёшь, что с тобой может случиться?
   — Может, и не осознаю, — тихо сказал Давид.
   — Даю тебе время на извинения. Жду в понедельник в десять утра на первом мосту, где сейчас ремонт. Струсишь — будет хуже, — сказал Вульф и ушёл. За ним с горящими глазами ушла половина класса, а другая осталась с Давидом. Последний облокотился на перила и вздохнул. Начала говорить Сара:
   — Я надеюсь, ты собираешься извиниться перед ним?
   — Ни о каком извинении не может быть и речи, — тихо, но уверенно сказал Давид.
   — Что? Ты хоть понимаешь, во что ввязываешься? Он убьёт тебя или опозорит.
   — А разве извинение не является позором?
   — В данном случае лучше поступить так. Никто не посчитает это позором, зная, кто такой Вульф. Твоё геройство ни к чему, у тебя всё равно нет шансов, и мы все об этом знаем.
   Это высказывание не на шутку разозлило Давида.
   — Сара!.. А тебе не пора домой?
   — Что?!
   — Мне и так плохо, а ты ещё на мозги капаешь. Я решил, что пойду до конца, и всё! Мне бояться ничего, я уже был на грани…
   Все молчали и смотрели на Давида широкими глазами.
   — Ты дурак, Давид, — добавила Сара.
   — Да, я дурак, но кто-то же должен хотя-бы пошатнуть его позиции. Разве вам не надоел произвол Вульфа?
   Все молчали.
   — Честно признаться, он действительно надоел всем, но ты подумай, ведь нам осталось провести с ним всего один год. Стоит оно того?
   — Стоит. Он и дальше будет безнаказанно ходить?
   — Что ж, это твоё решение, я предупредила.
   — В любом случае, я с тобой, — прошептала Анхен.
   — Я тоже с тобой, — сказал Крис, услышавший слова Анхен.
   — Спасибо большое за вашу поддержку!
   От этих слов Давиду стало немного лучше.
   — Кровь, вроде, остановилась. Надо идти.
   — Ты голову всё равно подними, а то потечёт, — заботливо сказала Анхен.
   — Хорошо.
   Давид решил спуститься с лестницы крыльца школы, но это оказалось весьма сложной для него задачей. Его тело, а в особенности ноги, дрожали даже больше, чем при разговоре с Вульфом. Теперь это стало заметно, и ребята помогли ему спуститься.
   — В таком состоянии он хочет драться… Чудак! — прошептала Сара.
   — Дальше сможешь? — спросил кто-то из одноклассников.
   — Да, конечно. Доберусь как-нибудь.
   — Ну, давай, удачи!
   Все разошлись, кроме Сары, Анхен, Криса и Давида. Все они пошли к общежитию последнего.
   — Пойдёмте к мосту. Хочу посмотреть на него, — сказал Давид.
   Они пошли к нему. Действительно, на нём проводились ремонтные работы: закапывались ямы, менялся асфальт и перила. Из-за контрольных работ Давид выпустил из вида этот момент.
   — А когда его начали ремонтировать? — спросил Давид.
   — Да вот, на этой неделе, — ответил Крис.
   — И как же мы туда пройдём? Там же работы.
   — Сдаётся мне, что Вульф знает то, чего не знаем мы. Он же назвал точную дату и время, значит, он знает, что там никого не будет.
   — Хм, это интересно… Так или иначе найдём другое место.
   — Перила все убрали. Он же тебя с моста скинет! — сказала Сара.
   — Сара, извини меня, конечно…
   — Да хватит вам! Никто никого скидывать не будет. Такое чувство, что вы к войне готовитесь. Вы просто по-человечески поговорите и всё! — сказала Анхен.
   — Ага, конечно… — возразила Сара.
   — Как бы там не было, не отговаривайте меня. Я решил, значит, будет так, как бы ужасны не были для меня последствия.
   — Ладно, Давид, удачи тебе! Если нужна поддержка, звони, и я приду. Мой номер есть, — сказал Крис и пожал руку Давиду.
   — Я тоже на связи, — сказала Сара.
   — Спасибо вам, ребята. Это очень ценно для меня.
   Сара и Крис ушли, а Давид с Анхен пошли в общежитие. Она помогла ему подняться.
   — Давид, я не могу сейчас остаться с тобой. Мне нужно в художественную школу.
   — Конечно, конечно, иди. Я и не рассчитывал даже.
   — Я приду к тебе завтра, хорошо?
   — Хорошо, спасибо.
   Анхен ушла, а обессиленный Давид лёг на кровать и начал размышлять. Сначала он подсчитал, сколько осталось до дня Х: «Сегодня — пятница, а встречаемся мы в понедельник. Значит, остался сегодняшний день и выходные. Как же мне их пережить?». Он по-прежнему не думал насчёт извинений и решил, что сражение с Вульфом его священный долг. Он боялся неизвестности и пытался продумать, что же Вульф будет с ним делать: побьёт ли его, скинет ли с моста, или может, это будет групповая драка. А, может, они поговорят и всё обойдётся? Так или иначе Давид не оставлял ни единого шанса для своей победы.
   У Давида совершенно не было сил, однако надо было идти работать. Броненберг взял себя в руки, встал с кровати и медленно пошёл на работу. Она немного отвлекла его от тревожных мыслей, но они неминуемо вернулись. Своевременно Давиду сообщили, что на следующей неделе ему не обязательно приходить, так как школьники на каникулы уже найдены. Давид обрадовался: «Я бы всё равно вряд ли туда пошёл…»
   После работы он не спешил домой и гулял по району. В этот момент к нему пришли довольно мрачные мысли: он подумал, что, может, это последний раз, когда он видит свой район. В связи с этим, он решил посмотреть в последний раз и на город, однако вспомнил, что мост находится на ремонте, следовательно, чтобы перейти реку, надо пройти через второй мост, который находится примерно в километре от первого, что было не очень далеко, но не для сегодняшнего Давида, который был просто не в состоянии преодолеть такое расстояние. Он решил пойти домой. Как обычно в это время Броненберг решил взяться за уроки, а браться было не за что. Обычно это сладкое чувство возникает у школьников или студентов после напряжённых экзаменов, когда по инерции они начинают готовиться к чему-то, однако всё уже сдано, и первое время учащийся не можешь поверить в то, что ничего делать не надо. Давида не слишком обрадовало это, ведь так он смог бы отвлечься. Тогда он решил взять запылившуюся книгу, которая лежала под кроватью. Закладка не имела никакого значения, так как Давид уже давно забыл, что было в этой книге. Он начал перечитывать её. Сначала получалось вникать в смысл текста, но потом мысли всё рано прерывали его, а чуть позже Броненберга и вовсе отвлёк звонок от неизвестного номера. Это была Анхен, которая взяла номер у Криса. Она спросила о делах и обещала прийти завтра примерно после обеда. Давид поблагодарил её и положил трубку. Увидев время, он решил, что пора лечь спать.

@темы: Перелом

---

Перелом. Глава ХV

   Утро уже пробивалось своими лучами солнца в окно комнаты, где спали наши герои. Сначала они разбудили Лену, которая медленно открыла глаза, а потом быстро вскочила с кровати, заметив, что оказалась в абсолютно незнакомом месте. «Что за склеп?» — подумала она.
   Лена прошлась по комнате, огляделась и увидела Давида, спящего на соседней кровати. Она ужаснулась: «Что вчера было? Неужели я так напилась? Что я здесь делаю? Неужели у нас с ним что-то было? Какой кошмар!». Состояние Лены было ужасным: головная боль и похмелье были сильными, к тому же добавилось чувство брезгливости к предполагаемым вчерашним действиям и поведению. Она решила сбежать, пока Давид не проснулся. Выйдя из комнаты, Лена тихо прошла по коридору, спустилась по лестнице, вышла из общежития, и внезапно её осенило: она с трудом начала припоминать лестницу и коридор, по которым её вёл Давид. Также она вспомнила людей, окружавших её и слишком много болтавших. Ей повезло: в общежитии ещё никто не проснулся, поэтому Лену никто не засёк. Свежий утренний ветер немного подбодрил её и облегчил состояние, однако главный червь засел именно в душе. Её мучила ненависть ко всему окружающему и страх быть увиденной в таком виде, в таком месте и в таком состоянии.
   Она шла быстро, закрыв лицо руками и пытаясь поправить мятую и грязную юбку. В её голове звучали одни и те же вопросы: «Что вчера было? Как я там оказалась?». Из вчерашнего она вспомнила только то, как Броненберг тащил её по лестнице. Чтобы вспомнить всё остальное, она усиленно напрягала свою память. «А если он меня…» Она закрыла рот и даже не хотела думать о предполагаемых вчерашних действиях.
   Напряжение мозга помогло вспомнить кое-какие подробности вчерашнего вечера. Оказалось, что ничего особенного не произошло: она пошла гулять с друзьями и приняла на грудь лишнего. После этого она не смогла своим ходом добраться до дома, и друзья бросили её возле общежития. В голове всё начинало складываться: «Скорее всего, Давид увидел меня в таком состоянии и повёл к себе. А почему не ко мне? Да, он же не знает, где я живу». Она не могла сказать наверняка, но по обрывкам воспоминаний выходило так, что друзья не очень хорошо с ней обошлись, а Давид, наоборот, проявил себя благородно. Ей не хотелось так думать, поэтому она старалась избавиться от этой мысли и предположить что-нибудь другое, однако одних предположений ей было недостаточно, поэтому она решила разведать истину, но в другой день, так как её состояние не позволило ей пойти в школу. Лена решила прогулять занятия.
   Давид встал чуть раньше будильника, когда лучи солнца уже гуляли по его лицу. Он медленно открыл глаза и, хорошо отдохнувший, потянулся и зевнул. Далее он огляделся и увидел, что его кровать разобрана, а Лены нет. Давид не очень этому удивился: «Значит, ушла».
   Броненберг отлично чувствовал себя как физически, так и эмоционально. Ему хотелось жить, радоваться и бороться так, как уже давно не хотелось. Он чувствовал в себе недюжинную силу; ему казалось, что он может абсолютно всё: свернуть горы, достать звезду, переплыть океан. Этот момент ему захотелось закрепить глотком свежего утреннего воздуха. Давид открыл окно и вдохнул полной грудью.
   После этого можно было собираться и идти в школу, что и сделал Давид, оставаясь в таком же приподнятом настроении.
   Он пришёл в класс и сразу же попытался заговорить с Анхен:
   — Привет! — добродушно сказал он.
   Анхен поколебалась, а потом сухо ответила:
   — Здравствуй.
   — Ты разобралась с карточками?
   — А, точно! — Анхен спешно достала карточки из сумки и вручила Давиду. — Забирай, — таким же тоном сказала она.
   — А тебе они помогли? Ты в них разобралась?
   — Да. Спасибо.
   — Анхен, у тебя что-то случилось? Может, тебе помочь?
   — Нет. Всё хорошо, — сказала Анхен, села за парту и погрузилась в свои тетради.
   — Ладно.
   «Что с ней случилось? Может, плохое настроение? Ладно, оставлю её».
   Расстроенный таким ответом Давид сел на своё место и тоже погрузился в свои тетради.
   Уже на уроке он услышал разговор одноклассниц с последней парты:
   — Она пишет, что не придёт в школу.
   — А, ну всё понятно! Она хоть до дома-то вчера добралась?
   — Пишет, что да. Куда бы делась, всё равно добралась бы.
   Давид прекрасно понял, о ком идёт речь, и ужаснулся «взаимовыручке» подруг. «А если бы меня там не было, где бы она сейчас оказалась?» Давид хотел сказать им, насколько они были неправы, но сдержался и лишь обернулся на них и обвёл укоризненным взглядом.
   — Отвернись, уроки учи! — грубо сказала одна из подруг.
   По дороге в столовую Давид думал: «Да что же это такое? Одни смеются над человеком, который уснул возле унитаза, другие бросают свою подругу, когда та не в состоянии сама добраться до дома. Да, где алкоголь, там беда!»
   Броненберг спокойно ел свой обед, пока к нему не подошёл его бывший друг Крис.
   — Привет! А можно сесть с тобой? — едва слышно сказал он.
   Давид был просто ошарашен. «Что ему надо?»
   — Привет! Да, конечно, места не жалко.
   — Спасибо.
   Крис неуверенно сел. Вообще, от него веяло неуверенностью во всём. Это неудивительно, ведь Крис тоже терпел недоброжелательное отношение к себе. С того момента, как он перестал дружить с Давидом, он всё время пытался быть на одной волне со всеми, однако его потуги только смешили, и отношение всего коллектива к нему было как минимум несерьёзным. Над ним смеялись, могли отвесить тумаки или сказать какую-нибудь обидную гадость. Крис очень злился из-за этого и решил во что бы то ни стало прекратить это. Он нашёл единственный выход — постучаться к Вульфу, что и сделал. Он принял Криса, и последний был невероятно рад этому, так как дружба с Вульфом давала много бонусов: интересное времяпрепровождение, защита от насмешек и тумаков, общение с друзьями. Всё это было прекрасно, но со временем увлечения немного поменялись. На первое место встали вечеринки, общение с противоположным полом, гулянки, алкоголь, а потом и лёгкие наркотики. В это время Крис начал понимать, на каких правах он находится в этой компании. Оказалось, что он был на побегушках разного рода, а с недавних пор и вовсе стал вроде посредника при передаче запрещённых веществ. Раньше этим занимался Флориан, но после его кончины нужна была замена, и Вульф назначил Криса, конечно, за определённый процент. Крис ходил в какое-то место, заранее сообщённое ему, либо встречался с людьми в капюшонах, либо садился в машину и забирал товар, оплачивая его. Это не нравилось Крису, но ослушаться Вульфа он не мог. Он знал, что из-за этого что-нибудь плохое обязательно случится с ним, будь то тюрьма, убийство или даже самоубийство, но не знал, что делать. «Во что я вляпался? Что мне делать? Как выбраться из этого?» Он всё чаще и чаще задавал эти вопросы и думал, как же поступить, пока в его голову не пришло имя «Давид». Он сам не понимал этого, но интуитивно ему казалось, что Давид единственный человек, который может понять его.
   Они сидели и молча ели. Крис никак не решался начать, поэтому начал Давид:
   — Как дела?
   — Нормально, — тихо ответил Крис, выдохнул и неуверенно продолжил: — Давид, можно с тобой поговорить?
   — Разумеется, говори.
   — Только тише, хорошо?
   — Хорошо.
   — Давид, я в беде, не знаю что делать.
   — Что случилось?
   В этом момент в столовую вошёл Вульф и его друзья.
   — Чёрт! Не могу сейчас говорить. Умоляю, давай встретимся после школы?
   — Не вопрос, давай.
   Крис ушёл из столовой. Давид серьёзно воспринял этот разговор, поэтому встретился с Крисом после уроков. Он уже начал понимать, с чем связан данный разговор.
   — Ну что, пошли? — сказал Давид.
   — Подожди, — сказал Крис и посмотрел из-за угла на то, как уходит Вульф. — Всё, теперь можно.
   Они не спеша пошли по дороге к общежитию Давида. Крис был встревожен и постоянно оглядывался. Наконец, он начал:
   — Давид, я в беде. Мне страшно, и я не знаю, что делать. Пойми, если бы у меня всё было хорошо, я бы не обратился к тебе.
   — Ну, это понятно…
   — Я не это имел в виду. Просто ты моя последняя надежда. Ты хороший парень.
   — Сейчас — да, а раньше я был психом, дебилом недоделанным…
   — Прости меня за это. Ты же всё понимаешь. На самом деле, я так не думал.
   — Понимаю. Так что у тебя случилось?
   После недолгих колебаний, Крис начал:
   — Я связался с наркотиками…
   Они остановились. Давид пристально посмотрел в глаза Крису, а потом и на его руки.
   — Со мной всё в порядке. Я всего лишь посредник.
   —Что это значит?
   — Получаю товар, оплачиваю его и приношу потребителю.
   — А кто потребитель?
   — Практически вся наша компания.
   — Кошмар какой, и ты тоже?
   — Ну… так, иногда курю.
   — Ясно. Ты хочешь избавиться от этого?
   — Да. Я извёлся, я не знаю, что мне делать.
   — Да ты не кури больше…
   Они перешли на шёпот.
   — Ты не понял, дело не в этом. Ты понимаешь, что посредничество — это тюремный срок. Рано или поздно меня закроют, или произойдёт что-нибудь другое.
   — Я понимаю. Возьми и откажись от этого.
   — Ты что, не знаешь Вульфа? Да он из меня отбивную сделает, а если я сбегу, то он найдёт меня. Флориан, думаешь, из-за чего покончил…
   — Так, так, так, а можно с этого места поподробнее?
   — До меня этим занимался он. Ему дали денег, чтобы оплатить товар, а он потратил их и скрылся. Деньги были большими, но он умудрился потратить их все. Его начали искать и угрожать расправой. Он скрылся у своего друга в городе, но они узнали, что он там. Видимо, Флориан не нашёл другого выхода…
   — Стоп! У друга в городе, говоришь?
   — Да, именно там.
   — Но родители Флориана сказали, что он не отвечал на звонки и смс друга…
   — Его запугали настолько, что он не только согласился молчать в тряпочку, но и зачистил все следы в его соц. сетях и телефоне, что могли бы указать на доведения до самоубийства. По счастью, его друг — программист.
   — Так вот почему его родители вместе с другом ничего не обнаружили. Какой ужас! Теперь, я всё понял. Надо остановить это!
   — Я тоже так думаю…
   — Подожди, а что было с Даниэлем?
   — Ничего особенного. Его затолкали в женский туалет.
   — Надеюсь, вы не били его?
   — Нет, ничего такого не было.
   — Скажи, пожалуйста, неужели ты участвовал во всём этом?
   — В той или иной степени, пришлось, — сказал Крис и опустил голову.
   — Ответь мне на один вопрос: разве ориентация является поводом для таких издевательств?
   Крис поднял голову и уверенно сказал:
   — Да.
   — То есть ты был согласен с этим?
   — С этой ситуацией я был согласен. Знаешь почему? Да потому что если ты дашь слабину и станешь слишком толерантным, то не заметишь, как они поставят тебя раком. Вся Германия уже стоит, хочешь тоже?
   Давид не нашёл, что сказать.
   — Ладно…Теперь, я надеюсь, ты захочешь измениться.
   — Конечно, я за этим к тебе и пришёл. Скажи, что мне делать?
   Давид подумал и сказал:
   — Попробуй сначала по-хорошему уйти из этой компании.
   — Я пробовал. Они угрожали мне.
   — Тогда… попробуй не ходить, не общаться и не контактировать с ними.
   — Они знают, где я живу и где бываю.
   — А если ты на время поселишься ко мне? Я живу в этом общежитии.
   — Я уверен, они и тут меня найдут.
   — Знаешь, я не вижу другого выхода, кроме как бороться собственными силами. Можно подключить и других людей, например, друга Флориана. Они тоже насолили ему.
   — Ох, Давид, мы не лучшие бойцы. Видел бы ты этого друга: он ловко орудует мышкой, но не кулаками, и сам он почти дистрофик. Нам ничего не стоило напугать его. Извини, но ты тоже не в лучшей форме, как и я. Да они просто забьют нас битами и бросят.
   — Других бойцов у нас нет. Мне самому до ужаса надоел Вульф, поэтому я готов пожертвовать собой, если у меня будет хоть один компаньон. При желании можно отыскать ещё.
   Крис вздохнул. Было видно, что его не слишком вдохновила идея Давида. Он не верил в эту затею.
   — Что ж, я подумаю над этим. Если что, напишу тебе.
   — Куда напишешь?
   — В соц. сеть.
   — Меня нигде нет. Пиши мой номер телефона.
   Они обменялись номерами.
   — Спасибо, что выслушал меня и не остался в стороне.
   — Пожалуйста. Обращайся.
   Они распрощались, и Давид поднялся в комнату общежития. Он не успел войти в неё, как кто-то бросился его обнимать.
   — Давид! Милый мой! — в слезах сказала мама и начала целовать Давида.
   — Мама?.. Привет!
   Со вчерашнего дня Давид забыл слова фрау Хитцер о том, что его мама приедет сегодня.
   — Давид, прости меня, пожалуйста. Я должна была быть с тобой. Скажи, что случилось? Тебя кто-то обижает?
   — Мам, поверь мне, всё хорошо. Просто мне было не по себе одно время, а в целом всё нормально. Такое бывает.
   — А что случилось?
   — Банальная неудача уже даёт повод для мысли, что всё потеряно, и мир рухнул. У меня был небольшой завал по учёбе, тему не понимал, но сейчас я всё ликвидировал, — выкрутился Давид.
   — Да? Неужели из-за учёбы ты хотел сделать этот шаг?
   — Ну, я ещё с учительницей поругался.
   — Давай, я к ней подойду?
   — Мам, ну ты что? Я сам в этом виноват, сам и буду расхлёбывать. И, кстати, сейчас всё хорошо. Ты не виновата, мне самому стоило быть потактичнее. Успокойся, мам, всё хорошо, — сказал Давид и обнял её.
   — Я так виновата перед вами. Я поехала за деньгами, за карьерой, но не подумала о вас с Максом.
   — Ты всё правильно сделала. Здесь совсем нет работы, и денег не заработать. Да и мы уже взрослые, и что-то менять уже поздно.
   — Да, возможно, но в таком случае надо было взять вас с собой. Такой талант пропадает в этой главной школе! Я лишь жалею об упущенном времени, которое я могла бы провести с вами.
   — Всё нормально. Ты хотела лучшей жизни для себя и нас. Лично я не нуждался в основных вещах. Всё остальное я потом куплю себе сам.
   Они посидели молча некоторое время. Мама осматривала комнату и заметила, что она опустела.
   — А где Макс? — спросила она.
   — Он снимает квартиру в городе.
   — Ммм, понятно.
   Они решили поехать к нему, чтобы мама попыталась наладить отношения с Максом. Приехав, они позвонили в дверь, но никто не открывал.
   — Эх, похоже, зря мы приехали. Он же дома почти не сидит. На работе, наверное, сейчас. Надо было ему позвонить.
   Только успел Давид договорить, как дверь открылась.
   — О, привет, Давид! Здравствуйте! — сказал Макс, не признавший мать.
   — Привет, Макс, — неуверенно сказала она и замялась.
   — Мы тут с мамой решили к тебе заехать, — сказал Давид.
   — Ах, с мамой, — многозначительно сказал Макс и сложил руки на груди. — А почему сейчас? Можно было ещё десять лет подождать.
   — Макс, я действительно не права. Я крупно ошиблась.
   — Макс, она хотела как лучше, чтобы мы ни в чём не нуждались.
   —А мне-то что от этого? Мне не нужны её деньги. Я уже давно работаю и ни в чём не нуждаюсь. Если я у тебя что-то брал, то обязательно верну, только скажи.
   — Макс, скажи, что мне сделать, чтобы ты простил меня?
   — Очень просто. Не появляйся в моей жизни и всё. Давид, заходи, если хочешь, мои двери всегда открыты для тебя. А ты уходи, откуда пришла, — сказал Макс и запер дверь.
   Для мамы это стало ударом, и она заплакала.
   — Не переживай. Он вспыльчивый. Пройдёт время, он остынет, и вы помиритесь.
   Мама покачала головой и начала успокаиваться. Далее они решили прогуляться по городу.
   Неспешно проходя по тротуарам и улочкам, они разговаривали на разные темы и останавливались где-нибудь, чтобы рассмотреть интересную деталь. Давид проговорился, что давно наблюдает за этим городом и его сезонными изменениями, однако запечатлеть он этого не может из-за ужасного качества своей камеры.
   Впервые за всё время отсутствия матери в этом городе она действительно начала очень неплохо зарабатывать, поэтому решила исполнить мечту Давида и побаловать его. Он не смог долго упираться, поэтому они пошли в салон связи. Давид назвал конкретную модель и марку смартфона, но мама купила лучше и дороже. Он радовался, как ребёнок подаренной игрушке, и сразу же начал фотографировать всё подряд, от листика и камушка, до панорамы города. Казалось бы, вещь обыденная, но Давид до сих пор не обладал таковой, и в интернет он мог зайти только через школьный доисторический компьютер.
   Прогулка была прекрасной. Мама хотела остаться здесь, но Давид сказал, что этого не нужно, и что он, как всегда, сам приедет к ней на каникулы, а через год, возможно, и на постоянное место жительство.
   Ближе к вечеру они распрощались: мама уехала на станцию, а Давид — домой. По дороге в общежитие он вспомнил, что прогулял работу, но начальница снисходительно отнеслась к этому.
   Давид только успел лечь на кровать, как на его новый мобильник кто-то позвонил:
   — Она ушла? — спросил Макс.
   — Да, уехала.
   Через несколько секунд в дверь комнаты ворвался Макс и рухнул на свою кровать.
   — Что случилось?
   — Достали все! На работе кавардак, на учёбе завал, с девушкой… ой, лучше промолчу. Всё ужасно! Можно я просто полежу здесь, отстаньте от меня все.
   Давид улыбнулся: «А у кого-то дела тоже не в порядке». Он сел на кровать к Максу и сказал:
   — Не переживай, всё наладится. У тебя прекрасная жизнь, и порой нелегко всё удержать. Посмотри, сколько у тебя друзей.
   — А толку? Когда у тебя беда, к тебе никто не придёт. Даже банально денег занять не могут.
   — Так тебе деньги нужны?
   — Да. Мне всего на несколько дней, за квартиру заплатить, а там я зарплату получу. Всем тяжело, все не могут, хотя я всем занимаю.
   Давид полез под кровать, достал носок и вынул оттуда свёрток денег. Макс удивился:
   — Откуда у тебя столько денег?
   — Я копил на смартфон, но мама купила мне его, — сказал Давид и показал обновку. — Теперь, они не сильно мне нужны. Отдашь потом как-нибудь.
   — Кстати, зачем она приезжала?
   — Повидаться хотела. Не злись на неё, ладно? Она хотела, как лучше.
   — Я не злюсь. Ты точно сможешь мне их одолжить? Тебе есть на что жить?
   — Конечно! Если что, спрошу у мамы.
   — Спасибо! От кого не ожидал, так это от тебя. Обязательно отдам тебе чуть позже.
   — Пожалуйста. Насчёт всего остального не переживай. Успокойся и на холодную голову подумай, как всё исправить.
   — Да, другого выхода у меня нет. Но за деньги огромное спасибо, ты мне сильно помог. Я просто немного вышел из себя, а так всё хорошо. Извини, что ворвался вот так. Надо идти, — сказал Макс, встал с кровати и заметил какой-то предмет, лежавший возле кровати Давида. Он подошёл к нему, взял и стал вглядываться.
   — А это у тебя откуда? Что, девочек водишь? Колись!
   Давид посмотрел на вещь. Это была женская заколка, и теперь он понял, что же на самом деле упало на пол, когда Лена лежала на кровати.
   — А, я понял. Это заколка Лены. Она ночевала у меня…
   — Какая Лена?
   — Из параллельного класса. Только ты не подумай ничего плохого…
   — Стоп! Лена! Давид, неужели ты настолько не уважаешь себя, что…
   — Да ты не понял. У нас ничего не было. Она пьяная сидела на лавочке, и я привёл её сюда, чтобы с ней ничего не случилось.
   — Делать тебе больше нечего, пьяных баб сюда водить. Я бы на твоём месте постирал постельное бельё. Я надеюсь, она не на моей кровати спала?
   — Нет, на моей. А что с ней не так?
   Макс поведал красочную историю Лены, её похождений и рассказал, насколько она непорядочная девушка. Давиду взгрустнулось: ему стало жалко Лену.
   — Чего грустишь? Она сама в этом виновата.
   — Она уже не знает, как по-другому. Всегда есть возможность исправиться.
   — Пусть исправляется, но лично я, зная её биографию, на ней бы не женился. Ты — как хочешь.
   — Она бы сама за меня не пошла.
   — Откуда ты знаешь?
   Его всё-таки прошедшая влюблённость к Лене перестала быть чем-то сакральным, и Давид всё рассказал про неё, а также историю про то самое письмо.
   — Да, ну ты даёшь! Нашёл, в кого влюбиться. А она ещё и тварь, оказывается. У вас что, хороших девчонок нет?
   — Есть, но мы же не выбираем, в кого влюбляться.
   — Это верно. Хочешь, познакомлю с кем-нибудь?
   — Нет, спасибо! Я как-нибудь сам.
   — Как хочешь. Ладно, мне надо идти разгребаться со своими проблемами. Ещё раз спасибо!
   — Удачи тебе!
   — И тебе! — сказал Макс и быстро вышел из комнаты.
   Давид лёг на кровать, и его голова словно отключилась: такое количество событий за один день его мозг просто не был способен переварить. После небольшого отдыха он немного поделал уроки, лёг спать и сразу же отключился, не думая о событиях этого дня.
   Перед сном Анхен подумала: «Он, наверное, сейчас с ней, ему хорошо. Ну и пожалуйста! Только ты совсем не знаешь её. Она бросит тебя и покажет в самом худшем свете… А вдруг она действительно так сделает? Что тогда с ним будет? Он же не выдержит этого. Бросай, бросай её! Она коварна. Давид, милый, что с тобой будет?».

@темы: Перелом

---

Перелом. Глава ХIV

   На этот раз ей трудно далась гримаса весёлой девочки, зато настолько правдоподобно, что её мама ничего не заподозрила. На самом деле, на душе Анхен была тревога, да ещё какая! Она пыталась понять, зачем же фрау Хитцер приходила к Давиду: «Может, у него появились серьёзные проблемы на фоне одиночества или чего-то другого? То-то он ходил такой хмурый, сам не в себе, будто зомби. Фрау Хитцер, помогите ему. Как же ему плохо! Бедный, бедный Давид!».
   С таким настроением Анхен пошла в художественную школу. Она успела отучиться, прийти домой, а ситуация всё никак не отпускала её. Она не могла дождаться следующего дня, чтобы узнать у самого Давида или фрау Хитцер, что же на самом деле случилось: она хотела всё, сразу и сейчас. Её подсознание нагнетало тревогу и страх, как будто оно знало то, о чём она не могла догадаться сознательно. «Он же мне пытался отдать тетради, в которых писал на уроке! Значит, они ему были больше не нужны! Неужели…» Анхен взялась за голову: её состояние было похоже на приступ паники. Она хотела позвонить Давиду или фрау Хитцер, но не знала их номера, и не у кого было спросить. Тогда она твёрдо решила пойти к Давиду, пока ещё не поздно. Она наскоро оделась и пошла.
   — Анхен, ты куда? — увидев решительность дочери, спросила мама.
   — У Андреа забрать кисти. Я у неё оставила.
   — Хорошо.
   Анхен также решительно пошла к общежитию Давида. Впоследствии, тревога так захватила её, что остаток пути она бежала, хотя бег абсолютно не был её коньком, и вообще, она была освобождена от физкультуры из-за слабого здоровья. Запыхавшись, с ужасной отдышкой Анхен остановилась на лавочке перед общежитием, так как ничего не видела перед собой: от перегрузок в её глазах потемнело. Как ни пыталась, она не вспомнила, когда последний раз так бежала.
   Анхен посидела немного, отдышалась, прозрела, и перед её глазами открылась следующая картина: Давид, обнимая Лену за талию, шёл в общежитие, при этом Лена не в меру громко смеялась.
   Анхен медленно опустила голову; на ней совсем не стало лица. Она забыла про тревогу и страх: «Какой там? Ему, по-моему, очень хорошо». В один момент все надежды Анхен рухнули. Из-за этого она не могла стронуться с этой лавочки какое-то время.
   Посидев так ещё немного, она встала, и слёзы градом полились из её глаз, а обида полностью захватила её нутро. В таком состоянии она и направилась домой, в слезах прокричав на прощание в сторону общежития:
   — Будьте счастливы!
   Оказавшись около дома, Анхен попыталась сделать всё, чтобы скрыть следы слёз. Она переживала, что мама что-то заметит, но она была занята, поэтому ничего не заподозрила, и Анхен беспрепятственно проникла в комнату, легла на кровать и продолжила рыдать. Ей вспомнились слова мамы: «Если в нем есть хоть капля достоинства, он перестанет бегать за ней…». После этого Анхен поняла, что любыми способами пора кончать с этими чувствами, ведь Давид не прошёл проверку. «Я так переживала за него, весь день не находила себе места, а он… с ним всё в порядке. Ему даже хорошо. Будь счастлив с ней, а я забуду о тебе». С этими мыслями Анхен и заснула.

@темы: Перелом

---

Перелом. Глава ХIII

   Настало утро понедельника, которое принесло новую учебную неделю. Надо было просыпаться, но Давид совершенно не хотел этого делать. Он почувствовал, что это конец, продолжения не будет, и его не должно быть по сути. Возможно, Давид смирился бы и преодолел все свои проблемы, если был бы кому-то нужен здесь и сейчас, но таковых людей он не нашёл, поэтому решение стало ещё твёрже. Он не верил, что в будущем что-то кардинально изменится, поэтому хотел быстрее всё кончить. Напоследок он решил сходить в школу и на работу, чтобы в последний раз увидеть одноклассников, учителей и работников пансионата.
   В школу он пошёл заранее, чтобы сесть на свою любимую лавочку, на которой не сидел с тех пор, как Лена разоблачила его. Он наблюдал за всеми людьми, всматриваясь в них и мысленно прощаясь. Одна из последних пришла та, которую Давид ждал больше всего; как всегда, она была красива и грациозна. «Прощай, Лена!» — мысленно сказал Броненберг.
   Прозвенел звонок, и Давид пошёл на алгебру.
   «Зачем что-то писать, если живёшь на Земле последний день?» — подумал Давид и стал рассматривать одноклассников, которые болтали друг с другом. Его наблюдения прервала фрейлейн Бруден, для которой было странным такое поведение ученика:
   — Давид, ты меня слушаешь?
   — Конечно, извините.
   С этого момента Давид решил не привлекать к себе внимание и записывать всё, что требовала учительница.
   На перемене перед историей Давид сидел как в трансе, погружённый в свои мысли, ничего не замечая вокруг себя. Его состояние внезапно прервала чья-то рука на плече:
   — Давид, можно к тебе обратиться? — тихо и робко сказала Анхен.
   «Ну что тебе надо?» Давид был недоволен тем, что Анхен прервала ход мыслей.
   — Да, — ответил он.
   Анхен подсела к нему на соседний стул.
   — Эм, как бы это объяснить? В общем, у меня есть к тебе предложение. Эмм… Я знаю, что ты не силён в литературе и истории, а я — в математике и физике. Нуу… вот, я хочу предложить тебе сделку: ты помогаешь мне в точных науках, а я тебе — в гуманитарных. Как тебе?
   Давид слушал данное предложение без особого интереса и поначалу хотел отказаться, но потом подумал, что это хорошая возможность помочь кому-то перед смертью.
   — Что ж, давай. Как ты хочешь это сделать?
   — Не знаю.
   — Я могу дать тебе разные формулы и таблицы… Эх, я их дома забыл. Давай, я тебе завтра принес… — Давид запнулся, так как вспомнил, что никакого завтра уже не будет. — Или если тебе не трудно, давай сходим за ними сегодня. Я здесь, недалеко ж…
   — Да! — с пылом ответила Анхен. — После уроков, хорошо?
   — Хорошо.
   Счастливая Анхен убежала на своё место, не веря своему счастью.
   Наступил конец учебного дня. Все быстро ухватились за свои сумки и убежали. Остались только двое.
   — Ну что, идём? — радостно сказала Анхен.
   — Куда? — за время уроков Давид совсем забыл о договорённости, но потом его осенило: — Ах, да! Пошли, — недовольно сказал он.
   Весь путь до общежития они прошли молча: Давид совершенно не был настроен говорить, а Анхен боялась сказать что-либо, ведь она чувствовала его недовольство и смертельно боялась, что оно связано с ней, но, несмотря на это, она была безмерно рада находиться рядом с ним. Она очень сильно волновалась, как ребёнок перед уколом. Она сжала сумку так, что там остались вмятины.
   Наконец они вошли в комнату.
   — Я, мягко говоря, живу очень скромно…
   — Да, всё хорошо! — перебила Давида взволнованная Анхен. Она привыкла жить в частном доме, поэтому немного не понимала, как Давид умудряется здесь существовать. «Бедный, бедный Давид!»
   — Садись пока на кровать. Сейчас я сниму кофту, а потом поищу табличку, — сказал Давид и принялся за дело.
   Анхен села на кровать Макса и провалилась в огромную вмятину в матрасе.
   — Ээ, нет! На эту лучше не садись. Сядь лучше на мою.
   Анхен с трудом вылезла из ямы и устроилась на кровать Давида, которая была несравненно в лучшем состоянии, нежели у Макса.
   — А откуда там такая яма? — поинтересовалась Анхен.
   — Эта кровать моего брата Макса. В общем, не хочу произносить вслух, откуда там яма… — засмущался Давид. Анхен всё поняла и тоже засмущалась.
   Давид собирался снять кофту, однако ожидание Анхен увидеть хотя бы часть тела Броненберга не оправдалось: под кофтой была майка, однако этот процесс заставил её поволноваться и разыграться её неслабой фантазии.
   Давид нашёл таблички, сел рядом с Анхен и начал объяснять:
   — Смотри, вот это формулы геометрических параметров, то есть объёма различных тел, площадей разных фигур, периметров — в общем, всё, что надо для геометрии. Тут, видишь, даже все величины подписаны. Сообразишь, я думаю. Дальше: здесь тригонометрические формулы. Вот здесь самая главная формула — основное тригонометрическое тождество, и с ней…
   Анхен изо всех сил пыталась сосредоточиться и вникнуть в эти малознакомые, непонятные понятия, но у неё ничего не получалось. Она лишь смотрела на шевелящиеся губы Давида, а его слова пролетали мимо ушей. Она начала руками расчёсывать волосы и облизывать губы.
   —… здесь формула криволинейной трапеции, но я не думаю, что с нас будут спрашивать интегралы. Что касается объёмов тел вращения, то это тоже вряд ли будет на контрольной. Всё равно никто не сможет это написать. Главное — выучить окружность и функции… — тут Давид остановился, так как не видел смысла продолжать. Он не понимал, почему Анхен смотрит на него таким взглядом. — Ты понимаешь меня? — робко спросил он.
   — Не совсем, — честно ответила Анхен.
   Давид решил отдать свой конспект и классную тетрадь, так как Там они ему уже не понадобятся.
   — Вот здесь всё очень хорошо расписано. Возьми их.
   Анхен сначала взяла эти тетради, но потом увидела, что именно в них Давид пишет на уроке. Она смутилась.
   — А разве они тебе не нужны?
   — Возьми их, тебе они нужнее. Я всё и так знаю.
   — Нет, я не возьму их. Ты же в них пишешь.
   Давид не принимал их обратно. Анхен показалось это весьма странным. На несколько секунд повисла тишина, и Броненберг передумал и забрал тетради обратно, чтобы скорее отделаться от Анхен.
   — Ты права, они нужны мне.
   Анхен снова улыбнулась и сказала:
   — Объясни, пожалуйста, ещё раз, где что?
   Давид снова начал объяснять и снова понял, что всё летит мимо ушей Анхен. Снова повисла тишина, они посмотрели друг на друга, и слабые догадки начали приходить в голову Броненберга.
   Внезапно в дверь очень громко постучали. Давид как по команде встал с кровати и открыл её.
   — Успели! — сказала женщина средних лет, вошедшая в комнату без разрешения.
   — Фрау Хитцер? Здравствуйте! — с удивлением сказала Анхен.
   — Анхен? Ты здесь! Молодец! Как хорошо, что ты не бросила друга в беде! — командным тоном сказала фрау Хитцер.
   Фрау Хитцер — школьный психолог, очень весёлая, бодрая женщина с хорошим чувством юмора
   — В какой беде? — спросила Анхен.
   Её никто не услышал.
   — Анхен, не могла бы ты оставить нас наедине? — вежливо попросила фрау Хитцер.
   — Конечно!
   Броненберг проводил Анхен до дверей и вручил карточки с формулами.
   — Прости, что так получилось. Возможно, она перепутала, — прошептал Давид.
   — А что случилось?
   — Сам ещё не знаю. Давай, пока!
   Анхен ушла.
   — А вы уверены, что вам надо именно ко мне? — недоумённо спросил Давид.
   — Более чем! Садись.
   Броненберг сел на свою кровать. Фрау села рядом с ним.
   — Я не понимаю, что случилось, и зачем вы ко мне пришли?
   — Эх, Давид, не умеешь ты врать. Тебя же, как раскрытую книгу, можно читать.
   — Всё равно не понимаю, — не сдавал своих позиций Давид.
   — Фрейлейн Бруден мне всё рассказала: про то, каким ты ходил в школу в последнее время, про твою жизненную ситуацию и про твоё сегодняшнее «Прощайте!»
   «Что? Я же произнёс это про себя. По всей видимости, нет?» Давид тяжело вздохнул и понял, что отпираться больше нет смысла. Он ничего не сказал, ожидая, что же скажет фрау Хитцер. Она подвинулась поближе к Давиду и обняла его.
   — Давид, ты невероятно добрый, хороший, светлый, отзывчивый человек! Большая редкость встретить такого, как ты. У тебя же большие способности, талант, будущее. Ты же станешь успешным и счастливым человеком. Скажи мне, почему, почему ты решил уйти и оставить этот мир? Ты можешь рассказать мне абсолютно всё, я пойму и не буду осуждать.
   Слова фрау Хитцер прозвучали настолько искренне и убедительно, что обезоружили Давида. Он растерялся и забыл, почему же он хотел сделать шаг в вечность.
   — Понимаю, ты одинок, но это эфемерно. С твоими ровесниками тебе не по пути. О чём тебе с ними говорить, чему ты научишься у них, а чему ты их научишь? Я не говорю, что они плохие, просто ты немного другой. Это не плохо, даже наоборот, хорошо, что ты не пытаешься быть похожим на других, а быть собой. Ты — человек большой воли. Несмотря на все трудности, что выпали на твою долю, ты не сдавался.
   Давид засмущался, однако втайне был польщён данными словами.
   — Разве всё это про меня?
   — Ну, конечно! Поверь мне, я говорю это не из сострадания, а потому что я действительно так думаю. Понимаю, невозможно всегда быть сильным, но ты подумай, что будет, если ты уйдёшь: мир потеряет такого прекрасного человека. Ты не сможешь ничего сделать, ничего оставить после себя, а ведь с твоим талантом и способностями ты бы смог свернуть горы и поменять что-то в этом мире к лучшему. Пойми, ты нужен всем нам и этому миру. А ты подумай, что будет с твоим братом и мамой. Когда мы позвонили ей, у неё началась истерика…
   — Что?! Вы звонили моей маме?
   — Ну конечно! Она уже едет к тебе.
   — Зачем? Она же, наверное, чуть с ума не сошла.
   — Во-от о чём я тебе и говорю! А что бы было, если бы ты оставил этот мир навсегда? Ты об этом думал?
   Давид пристыдился. Действительно, он совершенно забыл о матери и брате. «Они же не обязаны всё время находится рядом со мной. Какой эгоизм!» Фрау Хитцер почувствовала стыд Давида и решила приободрить его.
   — Всё хорошо, Давид. В жизни бывают разные ситуации, и самое главное — преодолевать их. Ошибки есть у всех, это нормально. Хорошо, что ты осознал это. Если ты упал, то обязательно надо встать, а мы тебе в этом поможем. Знай, что ты не один, тебя любят и в тебе нуждаются, пусть это и неочевидно.
   Эти слова были простыми, но они дали слабую искру в душе Давида. Теперь у него появилось немного сил для продолжения борьбы за жизнь. Это был всего лишь запал, а зажечь настоящий огонь мог только сам Давид. Пронзительная фрау Хитцер увидела это в его глазах, улыбнулась во весь рот и снова обняла Давида.
   — Вот так лучше.
   Давид улыбнулся. Дальше они беседовали на отвлечённые, но очень уместные в данном случае темы. Фрау Хитцер рассказывала истории из своей жизни, как радостные, так и печальные; рассказывала про преграды, трудности и их преодоление. Дальше она начала рассказывать про приятные моменты своей жизни такие, как отпуск. Истории про отдых, описание райских мест, пальм и моря унесли Давида куда-то очень далеко отсюда, от проблем, суеты и страданий, и даже неважно, что фрау Хитцер никогда в жизни не видела ни моря, ни пальм, ни райских мест.
   — А ты разве не дружишь с Анхен? — внезапный вопрос фрау Хитцер вернул Давида обратно.
   — Нет. А что?
   — А почему она была у тебя?
   — Я ей формулы по математике дал.
   — А-а… Зря ты не дружишь с ней. Она хорошая девочка.
   — Может, вы и правы.
   Давид подумал о том, что, может быть, действительно нужно общаться с Анхен чуть больше или вообще подружится с ней. «Кто знает, может у нас есть общие интересы. И почему я не замечал её раньше?»
   Они посидели молча ещё некоторое время, пока Давида не осенило:
   — Фрау Хитцер, может, вы желаете чай?
   — Ох, Давид, мне надо идти. Надеюсь, тебя можно оставить наедине?
   — Разумеется! Спасибо вам большое, фрау Хитцер!
   — Всегда рада помочь! Обязательно заходи ко мне в школе.
   — Хорошо! До свидания!
   — До встречи!
   Давид проводил фрау Хитцер и опомнился, что ему через пять минут нужно быть на работе. В надежде успеть он сорвался с места и побежал, однако всё равно опоздал. Начальница даже не заметила этого, так как Давид был добросовестным работником, и она безоговорочно доверяла ему.
   Отработав время, окрылённый Давид пошёл к мосту: в такой момент он просто не мог пройти мимо него. Сегодня был тёплый, почти жаркий день: можно сказать, началось лето. День настолько прибавился, что как будто ещё вчера в это же время была темень, а теперь — пылающий закат. Картина была потрясающей: от солнца облака принимали красный, оранжевый, жёлтый и розовый оттенки. Закат ослеплял глаза и засвечивал город, людей и всё остальное. Многие люди останавливались, чтобы узреть эту красоту, и если бы не домашние дела, они бы смотрели на это бесконечно.
   Данная картина подпитала жизнеутверждающие мысли Давида. Он будто бы родился заново, переосмыслив некоторые вещи. Он понял, для чего ему жить, и перестал переживать по поводу своей социализации; он понял, что состоит не только из недостатков, но и из достоинств; он начал надеяться на лучшее и осознал, что всё только в его руках; он вдохнул полной грудью и заново начал жить.
   Солнце уже скрылось за горизонтом, люди разошлись, а Давид всё также стоял, только теперь его взгляд немного поник. В тот момент он начал проклинать себя за сегодняшнее решение. На смену окрылённости пришло чувство стыда, и он боялся, что об этом кто-то узнает. «Ведь есть же люди, которые живут значительно хуже меня. Вот я дурак!» Впрочем, это чувство было намного лучше, нежели утреннее ощущение.
   В таком состоянии Давид и отправился домой. Перед входом в общежитие он заметил девушку, сидящую на лавочке. Поначалу Броненберг хотел пройти мимо, но потом заметил, что девушка странно покачивается, её голова опущена вниз, а волосы были растрёпаны. «Может, ей плохо?» Давид ринулся к ней.
   — Девушка, вам плохо?
   Она подняла голову, и Давид увидел до боли знакомое лицо.
   — Мне хорошо… Давид?
   У Лены был размазан макияж, а сама она была пьяна до безобразия. Броненберг был ошарашен присутствием Лены в его дворе и её состоянием.
   — Лена, где ты живёшь? Давай, я тебя доведу.
   Лена была в прострации и ничего не отвечала. Тогда Давид решил поднять её и повести по дороге в надежде на то, что Лена укажет ему дальнейшую дорогу.
   — Куда, куда ты меня тянешь? — закричала Лена.
   — Домой, конечно!
   — Не пойду-у!
   Давид встал перед выбором: оставить Лену здесь, и тогда с ней может произойти неведомо что, или насильно отправить домой, но куда? А может, повести её к себе в комнату? Третий вариант казался единственным реалистичным для Давида, поэтому он схватил её за талию и насильно повёл домой. Она начала сопротивляться и кричать:
   — А-а-а, куда ты меня ведёшь?!
   Давид был вынужден закрыть ей рот и повести дальше. Поднимаясь по лестнице, Лена несколько раз падала и кричала на всё общежитие, а Давид каждый раз поднимал её и продолжал вести. Они наделали столько шума, что в коридор выбежала добрая половина общежития.
   — Что случилось?
   — Может, помочь?
   — Давай помогу. Что с ней? Ей плохо?
   — В ванную её, быстрее!
   — Ох, и спиртягой несёт…
   — Кто это вообще? Где ты её нашёл?
   — Всё в порядке. Это моя одноклассница. Она просто немного перепила, поэтому не в состоянии сказать, где её дом. Она проспится, и всё будет хорошо. Спасибо, что помогли донести. Спокойной ночи!
   Давид закрыл дверь комнаты ото всех соседей и не заметил, как отпустил Лену, чего категорически нельзя было делать. Она с грохотом повалилась на пол. Броненберг спешно начал разбирать свою кровать для Лены. С большим трудом он затащил её туда, накрыл одеялом и побежал за тазиком. Оказавшись обратно в комнате, Давид заметил, что его одеяло уже на полу. Он молча поднял его. «Зря я это сделал. Сегодня жарко».
   Давид уже собирался делать уроки, но Лена отвлекла его:
   — Давид, иди ко мне.
   — Что такое, плохо?
   — Ну, сядь ко мне.
   Давид сел к ней на кровать. Лена немного приподнялась на подушке и уставилась на Давида своими стеклянными глазами. Далее она начала нежно гладить его лицо рукой. Давид не понимал, что происходит.
   — Ты такой хороший, — прошептала она.
   Давид удивился: «Почему до этого она считала меня непонятно кем, а сейчас я вдруг стал хорошим? Точно — алкоголь».
   Лена опустила Давида на кровать, положила на него ногу и начала целовать его шею, лицо, а затем добралась и до губ. Сначала она просто целовала их, а потом начала применять язык. У Давида сбивалось дыхание, и он потихоньку начал терять ориентацию в пространстве.
   Казалось бы, это лучший момент для Давида. Здесь и сейчас сбывается его самая смелая и заветная мечта. Он бы никогда не смог себе представить, что его первый поцелуй произойдёт именно так. Он бы сполна мог воспользоваться моментом и выразить все свои чувства прямо здесь, на этой кровати, но когда произошёл полноценный поцелуй взасос, Давида стало тошнить. Вкус и запах алкоголя с табаком плохо подействовали на неподготовленный организм Броненберга, и он, забыв про тазик в комнате, побежал в туалет на случай рвоты, однако вскоре его отпустило, и он пошёл в комнату, где уже храпела Лена.
   «Что это было? Алкоголь так дал в голову, что захотелось любви? Какая…» Давиду стало не по себе: его чувства к Лене будто растоптали. Они были подобны птице, которая так высоко и славно парила, но потом кто-то выстрелил в неё, и она камнем полетела на землю. Этот момент и вообще сближение с Леной в голове Давида были совсем другими, но кто бы мог подумать, что его будет тошнить от первого поцелуя со своей возлюбленной. Где-то в глубине мыслей проскакала фраза «Какая мерзость!», но Давид побыстрее от неё избавился: уж слишком она была резкой.
   Давид в паршивом настроении сел на кровать и взялся за голову. Он понимал, что всё ещё влюблён в Лену, но ему было до тошноты противно это осознавать. В тот момент он бы всё отдал, чтобы разлюбить её.
   Броненберг выключил свет, оставив лишь настольную лампу, сел на кровать Макса и смотрел на спящую Лену, думая о произошедшем. Он понял, насколько ужасно быть такой пьяной девушкой, и насколько постыдные поступки можно совершить в таком состоянии. «Ей же явно будет стыдно наутро, если она узнает то, что делала сегодня». Лена лежала на кровати, но Давид не любовался ей, а, скорее, наблюдал, как за диким и редким животным. Она перестала привлекать его как девушка, ему просто было любопытно, каким образом она довела себя до такого состояния. Вскоре Давид понял, что не узнает этого, просто наблюдая за ней, и решил сделать уроки.
   Перед сном Давид поднял давно лежавшее на полу одеяло, и накрыл Лену без заботы, без старания, а как попало. Далее он немного постоял перед ней, и в его душу пришло чувство жалости и грусти от того, что случился некий перелом в его отношении к Лене. Сколько было душевного подъёма, сколько надежд, а теперь всё это рухнуло, но навсегда ли? Будучи в кровати Макса, Давид вспомнил, как Лена обнародовала на весь класс его любовное послание. Он понял, что не сможет просто так разлюбить Лену, так как даже та ситуация не смогла сломать его чувства, однако после сегодняшнего он уже не хотел продолжать обожать её, и принял решение бороться с чувствами любыми методами и навсегда забыть о Лене.

@темы: Перелом

---

Перелом. Глава ХII

   Время летело, однако ничего не менялось, кроме настроений учителей, которые каждый день пытались внедрить в уже заполненные солнцем и летом головы учеников материал к грядущим контрольным работам. Его понимали все: парты, стулья, стены, доска, но только не те, для которых он предназначался. Это порядком надоедало и раздражало наставников. В этой ситуации Давид, конечно, исключение, ведь он был единственным, кто хоть что-то пытался делать. Преподаватели хвалили и ставили его в пример, но ему было всё равно. Этим он всего лишь пытался спастись от мрачной действительности, которая особенно сильно давила на него в последнее время. Одиночество, позор от Лены и безответная любовь к ней, произвол Вульфа и невозможность повлиять на ситуацию, давний уход бабушки, непонимание целей и места в жизни, а, соответственно, отсутствие картины будущего — всё это стало невыносимым. Ежедневная рутина способствовала этому. Его комната в общежитии, с которой связано столько плохих воспоминаний, стала для Броненберга настоящим адом. Заходя в неё, он иногда даже ощущал рвотный рефлекс и поэтому старался как можно меньше проводить там времени, однако оставить здесь свои мысли нельзя, ведь они всегда остаются с человеком, где бы тот ни был.
   А мысли были самыми ужасными для любого человека: мысли о самоубийстве. Раньше Давид отгонял их прочь, как бы не было тяжело, но сейчас они приходили к нему всё чаще, и он даже поменял своё отношение к самоубийцам, однако делать этого он пока не планировал, вспоминая о том, что бабушка воспитывала его именно для жизни, а не для смерти.
   Хоть эти мысли и не привели к суициду, свою деструктивную лепту они всё же вносили. Давид совсем перестал беречь себя: раньше, когда он собирался перейти дорогу, то обязательно дожидался разрешающего знака светофора, даже если нет ни единой машины, а когда этот знак загорался, Давид ещё три раза перепроверял, есть ли кто-нибудь на трассе, и только потом пересекал улицу. Сейчас всё по-другому: он переходил дорогу почти с закрытыми глазами. На лестнице Давид раньше также был аккуратным, но сейчас он просто бежал по ней, однако волею судьбы с Броненбергом ничего не произошло.
   Однажды после уроков и работы Давид лежал на кровати всё в том же подавленном состоянии и с полным нежеланием вставать и что-то делать. В этом момент в комнату влетел Макс.
   — Привет! — сказал он, прошёл дальше и начал собирать вещи. — Всё! Можешь поздравить меня! Теперь я живу в квартире, пусть и съёмной.
   — Поздравляю, — без энтузиазма сказал Давид.
   — Ты чего такой кислый? Собирайся, поехали.
   — Куда? — недовольно спросил Давид.
   — В паб. Будем отмечать мой переезд.
   Давиду было тяжело просто встать, а тут его ещё куда-то тащат, причём отказаться было невозможно: Макс поднимет даже мёртвого. В связи с этим Броненберг пытался найти хоть какие-то плюсы от посещения данного мероприятия и нашёл один очень весомый: может, так он сможет развеяться, отвлечься и, может, даже пообщаться с кем-то.
   Они вызвали такси и приехали к зданию с очень красивым фасадом. Далее они вошли внутрь: звучала рок-музыка, разговоры посетителей и звук стаканов. Дизайн данного заведения был также очень интересным: большие окна с широкими подоконниками, ковролин на полу, а повсюду ретро вещи — в общем, создавалась картина старого английского заведения. Было очень необычно.
   Братья подошли к столу, где их уже ждала компания друзей Макса. Последний поздоровался со всеми, поцеловал свою девушку и представил Давида:
   — Знакомьтесь, мой брат Давид. Будьте с ним милы.
   — Привет, — застенчиво произнёс Давид.
   Каждый из компании поздоровался с Давидом. В этот момент он ощущал себя не в своей тарелке и не на своём месте. Ему хотелось уйти, но пришлось сесть за стол, где ему сразу же предложили выпить, но он наотрез отказался, так как плохо относился к алкоголю. В его адрес посыпались вопросы:
   — Почему? Чуть-чуть то можно.
   — Да ладно тебе, выпей, расслабься.
   — А почему ты не пьёшь?
   На последний вопрос Броненберг не мог дать однозначного ответа. Во-первых, он просто растерялся и не знал, что говорить, во-вторых, разве это место и этот момент можно назвать подходящими для лекции о вреде алкоголя? По этим причинам Давид ответил кратко:
   — Не хочу, это вредно.
   — Ну и правильно, здоровее будет, — отметил один парень. — Я тоже не пью.
   — Ага, а что это у тебя там стоит? — сказала девушка, показывая на кружку пива.
   — Вот сейчас допью и брошу.
   Давиду не нравилось находиться здесь: ему было некомфортно, неудобно, и ему казалось, что всё внимание обращено на него, и не прогадал:
   — А ты чего молчишь? — спросил его кто-то из парней.
   Давид понятия не имел, что на это отвечать, и решил не врать:
   — В смысле?
   — Ну, все мы разговариваем, общаемся между собой, а ты молчишь. Расскажи нам что-нибудь интересное.
   Давид хотел провалиться сквозь землю. «О чём рассказывать? Не о чёрных же дырах».
   — Что рассказывать? — искренне спросил Давид.
   — Ну, что хочешь.
   Это убило Давида. Он решительно не знал о чём говорить.
   — Я не знаю, о чём говорить, — подавленно сказал Давид.
   — Как это? Мне твой брат сказал, что ты очень умный.
   — Он всё врёт. Я просто хорошо учусь.
   — Да отстань ты от парня, не напрягай его, — сказала подвыпившая девушка, сидевшая рядом.
   Парень отвлёкся на друзей. «Спасибо тебе!» — мысленно поблагодарил девушку Давид, однако благодарность длилась недолго, так как уже она начала его напрягать:
   — Ну чего ты такой? На, выпей, расслабишься…
   — Я же сказал, не буду.
   —Ой, да ладно тебе…
   Давида начало это раздражать. «Как бы мне дожить до конца? Когда же это кончится? Я хочу домой!» — думал он. Ребята смеялись, и Давиду всё время казалось, что смеются именно над ним, хотя это было не так.
   Всем, в том числе Броненбергу, принесли блюда, которое он с большой охотой начал уплетать. Не смотря на это, девушка всё не унималась:
   — Вон, у тебя брат такой молодец. И спортсмен, и учится, и работает, и душа компании, и квартиру себе снимает… Ты должен брать с него пример.
   От этих слов Давид совсем поник. За сегодняшний вечер он понял, что при всём желании не сможет стать похожим на брата. «Макс — молодец, а я — нет. Просто оставьте меня в покое!»
   — К сожалению, я не смогу стать таким, как он.
   — Да, он действительно хорош, — мечтательно заявила девушка. — И почему он выбрал её? Чем я хуже? А, Давид? Всё при мне, и фигура и лицо. Разве не так? — и девушка показала себя.
   Давид сравнил девушку Макса и соседку. Первая ему понравилась намного больше, но он решил немного слукавить:
   — Вы обе прекрасны. Дело не только во внешности.
   — Да? А в чём же ещё? Что вам, мужикам, надо? Чтобы лицо, попа, грудь были в порядке. Так? Так! Чтобы готовить умела. Так? Так! Ещё чтобы в постели хороша была. У меня всё это есть, чего им ещё не хватает?
   — Ну, мужчине не только это нужно.
   — А что же ещё нужно?
   Давиду становилось противно общаться с этой девушкой, так как степень опьянения уже была приличная, но из вежливости он решил продолжить:
   — Ну не знаю. Душевные качества хорошие.
   — Ага, а у вас ничего не слипнется? Слишком многого хотите. Вам надо чтобы баба и такая и сякая была, а вы сами-то какие? Бабники…
   — Я не такой, — со скрытым раздражением сказал Давид.
   — Хо! Ты просто слишком скромный, а станешь немного поувереннее, то будешь таким, как твой брат, бабником.
   — Ты же сказала, что он молодец?
   — Нет, ну он молодец, только всё равно козёл и бабник, как все вы. Нет, ну то, что он — бабник, ему простить можно, только…
   Давид закрыл лицо руками. Он больше не мог слушать пьяный бред этой женщины.
   — Хватит грузить его своей пьяной болтовнёй. Давид, иди к нам, — сказал парень, сидящий напротив.
   Давид пересел.
   — Ну, куда вы его уводите? Это единственный человек, который меня понимает, — возразила девушка.
   — Он — твоя жертва. Ты ему присела на уши, вот он и слушает… Не обращай на неё внимание. Она побитая жизнью женщина, — сказал парень.
   — Да? А что с ней случилось? — с жалостью спросил Давид.
   — Да, ничего. Гулящая она, вот и всё. Напивается и мозги всем морочит.
   — Ясно, — сказал поникший Давид.
   Вечер продолжался, все выпивали, ели, смеялись и почти не обращали внимания на Давида, что немного облегчило его нахождение здесь, однако он всё равно испытывал дискомфорт, скуку и желание поскорее уйти отсюда. Он посмотрел на время: «Только одиннадцать! А когда они собираются уходить?»
   Внезапно ди-джей прибавил музыку и объявил начало танцам. Для Давида музыка была настолько громкой, что ему было практически невыносимо находиться здесь. Он был удивлён, почему для остальных это было нормально.
   — О, пошли танцы! Быстро все танцевать, все, все, все пошли! Встаём, встаём! — поднимал всех Макс.
   Встали все, кроме недавней собеседницы Давида, которая была просто не в состоянии это сделать.
   Все отжигали по полной программе, всем было весело. Давид тоже какое-то время потанцевал, попрыгал, подвигался, но потом устал не столько физически, сколько от этой оглушающей музыки. В данный момент он мечтал послушать бред пьяной женщины, нежели этот шум. Давид снова сел за стол, чтобы отдохнуть от всего этого. «Когда же мы уйдём отсюда?» — подумал он. Давид закрыл уши; ему хотелось спать, ведь он не привык бодрствовать в это время. Чуть позже он догадался выйти на улицу и подышать свежим воздухом. Оказавшись снаружи, он отошёл чуть подальше от входа, чтобы не дышать сигаретным дымом. Здесь он мог вдохнуть полной грудью, но слышать что-либо он не мог, так как его перепонки, кажется, ещё надолго останутся нечувствительны к тихим звукам благодаря оглушающей музыке. «И зачем люди ходят в такие заведения? Толпятся в тесном помещении под грохочущую музыку и мелькающий свет, портящий зрение, напиваются, а потом в состоянии моржа пытаются попасть домой. Здесь же даже нельзя нормально пообщаться из-за музыки. И разве возможно отдохнуть здесь после работы? Не лучше ли пойти в тихое и просторное место? Мне никогда не понять этого».
   Давиду не хотелось возвращаться обратно, однако пришлось это сделать, ведь Макс мог начать волноваться. Внутри он немного потанцевал и пошёл к столу, где кроме пьяной девушки сидели ещё двое друзей. Они что-то сказал Давиду, но тот жестом показал, что ничего не слышит. Так продолжалось ещё некоторое время, пока друзья во главе с Максом не подошли к столу и не начали собираться. Давид понял, что пора уходить, и обрадовался, однако радость длилась всего несколько секунд, пока Макс не объявил:
   — Все ко мне на хату!
   Все обрадовались. Давид же планировал лишь посмотреть квартиру и уехать.
   Пьяные и весёлые, все набились в две машины такси, которых катастрофически не хватило для большой компании. Давид чуть не задохнулся, когда на заднем сидении сбоку его прижал парень, а сверху села девушка. «Макс, ты решил на такси сэкономить, да?» — подумал Давид.
Наконец, они приехали. Абсолютно обессиленный и оглохший из-за хорового пения ребят, Давид еле-еле поднялся в квартиру. Она была однокомнатной, ещё пустой и необжитой, но с хорошим ремонтом и с некоторой новой мебелью.
   Практически вся компания продолжила выпивать, Давид кругами ходил по квартире, а его недавняя собеседница спала на диване. На n-ом кругу Давид решил сообщить Максу, что уходит домой, но тот возразил:
   — Да ладно тебе, останься!
   Давид повиновался и продолжил ходить по квартире, сидеть на диване, слушая разговоры, или смотреть в окно.
   Внезапно, все куда-то сорвались. Давид пошёл тоже. Оказалось, что кто-то из друзей перепил и заснул возле унитаза. Все смеялись, хохотали, а кто-то даже снимал на телефон, кроме Давида, которому хотелось плакать. Он не понимал, почему люди смеются над опустившимся человеком: «Мне никогда этого не понять».
   Немного погодя все разошлись, кроме Давида и ещё одного парня. Они посмотрели друг на друга и без слов поняли, что неплохо было бы оттащить парня на диван. Они принесли его в комнату и положили рядом с девушкой. Максу это не понравилось:
   — Ну, и зачем вы его приволокли? А если его снова рвать начнёт, и он загадит мне весь диван? Вы мне его очищать будете?
   — С такой логикой надо было её тоже около унитаза положить, — показывая на спящую девушку, недовольно сказал парень.
   Макс ничего не ответил.
   «Что может быть ещё хуже?» — спросил себя Давид. Оказалось, вот что. Макс взял пустую бутылку шампанского и предложил сыграть в бутылочку. Его девушка начала возражать, и Давид решил спросить условия игры у парня, с которым он тащил друга на диван. Тот объяснил ему, и Давид понял, что этого он уже точно не выдержит и решил сбежать.
   — Вообще, да, лучше бы тебе уйти, а то и до разврата может дойти, — сказал парень.
   Давид испуганно посмотрел на него. Парень посмеялся и сказал:
   — Нет, ну не так буквально, конечно. Тебе же не захочется смотреть на то, как пьяные люди суют языки друг другу в рот.
   — Нет, совсем нет, — брезгливо ответил Давид.
   — Так оно примерно и будет. Я сам в этом участвовать не хочу. Я трезвый.
   Они улыбнулись и попрощались.
   Давиду понравился этот парень из-за того, что он был добродушным, адекватным и трезвым. Броненберг мысленно благодарил его за всё.
   Броненберг вышел на улицу. Там уже рассвело, но людей и машин практически не было, так как была суббота.
   «Как хорошо, что всё закончилось!» — подумал он и решил пока не вызывать такси, а немного прогуляться в сторону дома.
   Давид чувствовал свободу после того, что с ним только что произошло, но это чувство очень быстро покинуло его, ведь вся его остальная жизнь не изменилась никак, а мысли в голове даже ухудшились. По дороге домой он анализировал ситуацию: «Неужели абсолютно все так проводят свободное время? Неужели для того, чтобы иметь друзей и не быть одиноким требуется посещать такие вот мероприятия?» Давиду становилось горько от таких мыслей. Этот случай показал ему, что он не умеет общаться с людьми, и что ему не место в любой компании. «Но я же когда-то дружил с Крисом… Впрочем, это было давно, и кажется, что уже неправда. Теперь всё изменилось».
   Давид думал, что это событие сможет помочь ему наладить хоть какой-нибудь контакт с людьми, но вместо этого оно лишь ещё больше добило его морально. В его голове всю дорогу кружились одни и те же неутешительные мысли по поводу становления себя в обществе и в самом себе. Из-за этого он не заметил, как добрёл до общежития, после чего вошёл в свою комнату и, утомлённый бессонной ночью и мыслями, забылся сном.
   Режим был сбит, поэтому всю ночь с субботы на воскресенье Давид ворочался с одного бока на другой в попытке уснуть. Для него это стало настоящим адом, ведь до этого он никогда не испытывал бессонницы. В связи с этим всё воскресенье Давид был словно зомби или робот, который все действия выполнял на автомате, ни о чём не думая. Ему было необходимо сделать домашнее задание, ведь на носу всевозможные годовые контрольные работы, однако он не смог заставить себя сделать это. Давид удивился самому себе, ведь до этого момента он своевременно делал уроки, а во второй половине дня он и вовсе не смог заставить себя сделать хоть что-то и даже просто выйти из комнаты. Его захватила апатия и безразличие. Раньше, несмотря на все испытания, что выпали на его долю, Давид не сдавался и цеплялся за жизнь, стараясь изменить её, но сейчас случился какой-то перелом. «А зачем я вообще живу? Разве что-то изменится со временем? Разве я научусь общаться с людьми и заведу друзей? Разве я буду успешен в жизни? Разве я обрету цель? Нет, ничего не будет…» Давид пролежал так до вечера. Он ничего не ел, не пил и в какой-то момент то ли по этой причине, то ли из-за невыносимости своего бытия, то ли из-за духоты в комнате начал чувствовать рвотные позывы. Он вынужден был встать, но пошёл не в туалет, а к окну, чтобы открыть его. Давиду стало легче; вечера уже были по-летнему тёплыми, поэтому в комнате с закрытым окном было действительно душно.
   Тошнота отступила, Давид разобрал кровать и лёг спать.

@темы: Перелом

---

Перелом. Глава ХI

   Кое-какая связь с Германией у меня всё же есть. Если хотите, могу рассказать, что вдохновило на эту главу.

   Раннее утро очередного буднего дня. Солнце ещё не встало, однако улица уже была достаточно освещена, чтобы немногочисленные фонари закончили свою работу. Такая идиллия было только в это время дня: на улицах города встречаются лишь редкие прохожие, а единичная машина или фура пронизывает тишину, которая позволяет услышать поезд, мчащийся за несколько километров от района.
   Это утро было примечательно тем, что погода была почти летняя. Эта ночь была самой тёплой за наступивший год, а день обещал быть почти жарким, но пока веяло свежестью летнего утра.
   Давид вскочил с постели, увидев, как рассвело на улице. Он был уверен, что опаздывает, поэтому начал быстро собираться, но, взглянув на время, понял, что это всего лишь прибавилось светлое время суток. Он только сейчас это заметил.
   Давид уже был собран, и решил не раздеваться, а пойти прогуляться.
   «Поразительно, как быстро меняется природа! В прошлый раз, кажется, ещё лежал снег, и листья даже не думали распускаться, а сейчас практически лето». Мысли и переживания так заполонили голову, что Давид не заметил, как сменилось время года.
   Так же, как в прошлый раз, он обошёл школу, но на этот раз он, разумеется, не пойдёт за угол следить за Леной. Вместо восхищения на душе осталось что-то непонятное, необъяснимое и явно малоприятное. Даже прогулка ни сколько не утешила и не успокоила.
   Прозвенел звонок, все вошли в класс, и фрейлейн Бруден радостно объявила:
   — Здравствуйте! Я бы хотела представить вам нового ученика. Его зовут Даниэль, и он придёт к нам в следующем году. Он очень талантливый мальчик, но ему плохо даются некоторые предметы, поэтому он временно ушёл из гимназии. Последний год он поучится с нами, а уж как дальше, посмотрит сам. Будьте с ним милы, помогайте ему в трудную минуту. Ну, Даниэль, пока садись на свободное место, на перемене познакомишься с ребятами… Так, в прошлый раз мы не закончили с задачей…
   «Перешёл из гимназии в главную школу? Зачем, и как это возможно? Можно же репетитора нанять, чтобы выучит какой-то предмет. Я явно чего-то не понимаю», — подумал Давид.
   Даниэль был абсолютно не похож на местных парней: он был одет в белую, хорошо выглаженную рубашку и модные джинсы, на голове были аккуратно уложенные волосы, да и сам он был ухоженным и стильным. Все с удивлением смотрели на него и перешёптывались, особенно девочки. Он сел на единственно свободное место рядом с Давидом. Последний улыбнулся вновь прибывшему ученику, но решил оставить слова до перемены, однако новичку не терпелось:
   — Привет! Тебя как зовут?
   — Привет! Меня — Давид… Скажи мне, как так получилось, что ты перешёл из гимназии к нам? Это, как минимум, странно.
   — Мне абсолютно не давались некоторые точные предметы, особенно химия, поэтому я пришёл сюда на годик, чтобы их подтянуть, а потом снова в гимназию. За малейшее отставание там отчисляют, а я совсем этого не хотел, понимаешь?
   — Понимаю. Вылететь из гимназии… — многозначительно сказал Давид. — Не волнуйся, я тебе помогу.
   — Спасибо, в долгу не останусь.
   Даниэль очень понравился Давиду. Последний думал, что они почти друзья.
   Девушки, сидящие сзади, начали откровенно и с восхищением смотреть на новичка, попутно обсуждая. Даниэль совсем не замечал их, и Давид решил обратить на это внимание своего новоиспечённого товарища.
   — Наши девчонки от тебя без ума.
   — Они меня не интересуют, — холодно произнёс Даниэль.
   — А, у тебя есть девушка?
   — Меня вообще не интересуют женщины.
   — А, понимаю, одна учёба в голове…
   — Нет… Я — гей.
   Давида отбросило в сторону, словно его ошпарили кипятком. До этого момента он никогда не имел дело с представителями этих меньшинств. Поначалу он не знал, как самому отнестись к этому, зато догадывался, как отнесутся другие.
   — Что в этом такого? Это абсолютно нормально, — как ни в чём ни бывало, сказал Даниэль.
   — Я надеюсь, ты не собираешься рассказать об этом всем.
   — Этого не надо стыдиться. Я такой, какой есть…
   — Давид! Даниэль! Я же сказала, на перемене познакомитесь, — сделала замечание фрейлейн Бруден.
   — Извините, фрейлейн Бруден, — виновато сказал Давид.
   Он оторвал клочок бумаги от тетради и написал: «Просто сделай одолжение, не говори никому». Даниэль прочитал и сделал недовольное лицо. Давид решил дописать: «Не надо!». Даниэль взял ручку, намеривался что-то написать, а потом с недовольным видом махнул рукой. Давид написал: «Я тебя предупредил, народ у нас агрессивный». Тот прочитал и написал следующее: «Принципы толерантности везде одинаковые. Это главная ценность». Давид ничего не успел ответить, так как прозвенел звонок. Весь класс, в особенности девочки, набросились на Даниэля, отбросив Давида. «Дурак, дурак!» — подумал Давид и пошёл в уборную.
   Германия — одна из самых толерантных стран, однако Давид всегда думал, что все эти парады и другие вакханалии проходят не здесь, а где-то далеко и в какой-то другой Германии. С этим явлением он сталкивался лишь в интернете и в бабушкиных разговорах:
— Вон, по телевизору педики за руки держаться. Тьфу! Они ещё и целуются!? Нет, ты посмотри, что нынче по телевизору показывают! Совсем стыд потеряли, и это могут смотреть дети! Куда мы катимся…
   Давид был ребёнком и не понимал, что имеет в виду бабушка. В последующем он особо не задумывался над этой темой до этого момента.
   По дороге из уборной в класс Давид понял, что отрицательно относится к этому явлению, однако всё равно готов дружить и помогать Даниэлю, каким бы тот ни был. Другое дело, что он не мог ручаться за своих одноклассников.
   Он вошёл в класс и увидел, что ребята по-прежнему окружают Даниэля. Прозвенел звонок, все разбежались по местам, а Даниэль решил не уходить и остался до конца учебного дня. Давид перестал волноваться за него, так как одноклассники каждую перемену облепляли его и, кажется, были с ним милы.
   По окончанию уроков Давид так и не смог пообщаться с Даниэлем, так как он был очень востребован среди ребят. «Ну, ладно», — подумал Давид и ушёл домой.
   На следующий день фрейлейн Бруден сообщила классу:
   — К большому сожалению, родители Даниэля вчера забрали документы из школы, аргументировав это тем, что ему здесь не понравилось. Никто не знает, что случилось? Я видела, что вы были довольно милы с ним. Никто не унижал его, не издевался?
   Все лишь переглядывались и молчали.
   — Ох, не нравится мне всё это. Что-то здесь явно происходит. Сначала Флориан, потом Даниэль…
   Было видно, что эта ситуация очень сильно задела фрейлейн Бруден. Она укоризненно смотрела на класс, и её глаза наполнялись слезами.
   — Что происходит? Мне устроить допрос каждого в отдельности? — с трудом подавляя эмоции, сказала фрейлейн.
   Все продолжали молчать. Учительница закрыла ладонью рот и вышла из класса. Все начали перешёптываться. Давид также закрыл лицо руками. Он был уверен, что над Даниэлем кто-то поиздевался: «Я же предупреждал тебя!». Как и в случае с Флорианом, не было никаких доказательств, но Броненберг снова подозревал Вульфа и его шайку. «Ну не могла ему так просто разонравится школа. Да, у нас не лучший район и школа, но он же видел, куда шёл. Это ты, Вульф! Тебе это с рук не сойдёт». Давид с ненавистью посмотрел на Вульфа: тот сидел в телефоне. Броненберг встал из-за парты и громко произнёс, указывая на Вульфа:
   — Это всё ты! Ты и твои прихвостни издевались над Даниэлем! Гад, тебе это даром не пройдёт!
   — Что ты сказал, урод? — заорал Вульф, кинул телефон на стол, подошёл к Давиду и взял его за шкирку.
   Давид начал задыхаться, но сумел произнести фразу:
   — Ты будешь гореть в аду…
   После этого Вульф поставил Давида и со всего маха ударил его в челюсть. Тот повалился на парту, девушки закричали, Давид потерял сознание и… вздрогнув, очнулся. Он так испугался, будто это была явь, но в реальности Давид боялся даже дышать в сторону Вульфа. Чтобы как-то сдавить ненависть к Вульфу, Броненберг сжал кулаки, а потом и край парты. Теперь ему стало предельно ясно: то, что происходит — неправильно, ужасно, и так продолжаться больше не может, однако Давид не знал, что делать, ведь пойти против Вульфа равнялось почти самоубийству. На этой почве Броненберг стал ненавидеть себя и свою беспомощность ещё больше. «Я знаю, что это он, но ничего не могу сделать». Давид закрыл лицо руками и просидел так до конца урока, на который фрейлейн Бруден так и не явилась. Давид увидел, как она тихо плачет в коридоре.
   Следующие уроки немного отвлекли его, однако дома Давид опять начал думать об этом. В таком подавленном состоянии он и лёг спать, но долго не мог уснуть из-за бесконечных мыслей в голове: «Что же там случилось? Что они с ним сделали? Неужели, избили? Только не это! За что? Ориентация не является поводом для избиения. Глупец, глупец, почему он пренебрёг моими советами? Здесь свои ужасные порядки, под которые мы подстраиваемся, чтобы выжить. Никто не может изменить это, не может сломать систему. Скоро она сожрёт нас всех. Скорей бы уйти отсюда… Эх, Даниэль, эх, Флориан…»

@темы: Перелом